избить Течкина его же собственной, мать его, кочергой.

Младший стал мрачен. Мрачный, хотя и красивый парень… Дело в том, что младшему

добавилось еще одно: как раз ему выпал жребий везти беленькую урну в поля Оренбуржья.

Я был у них в тот вечер. Вдова Виктора и его строгая сестра, учительница, крутились

на кухне. Гремели посудой, озабоченные предстоящей едой. Они в выборе не участвовали. Их

даже не звали.

– Петр Петрович! – кликнули было женщины и меня на кухню. Но я не пошел. Незачем.

Жеребьевка состоялась сразу же. При мне… Скрученные бумажки с именами сыновей

вынимались из белой панамы. Кто-то один… Ну в самом-то деле! У каждого свое. Не ехать же, отрываясь от работы, всем братьям сразу. А каково было бы улаживать отпуска всем в одно

время?Я успокаивал младшего: рассказывал ему, как там прекрасно. Куда он поедет… Какие

травы и какие ивы. Да, да, какие старые скрипучие ивы нависли там над речкой. Бедные и коря-вые, остались совсем в безлюдье. То-то скучают. Скрипят… Ивы… Возможно, что умерший

Виктор их тоже имел в виду в своей записке. В своем завещании. Эгоистичном, конечно же…

Младший сын молчал. И только разок скрипнул зубами. Но едва ли в отклик старым над-речным ивам… Скорее всего, ему снова и снова припомнился Течкин, колдовавший с кочергой в руке над горячей горой общего праха. Придурок! Пьянь! Шиз!

А я знай рассказывал (стал говорлив в те дни). Я не мог заткнуться. Я теперь рассказывал

младшему его дорогу – сначала поездом тридцать шесть часов, это он, впрочем, и сам знал.

До Орска. А дальше еще час сорок минут до разъезда – местным скучноватым поездом. И там

еще пешком пять километров. Почти пять. На листке бумаги я набросал ему план-картинку…

Прочертил указующие стрелки, где там заросшая дорога вдруг выпрямится и где один-един-11

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

ственный (у сухого лога, не ошибешься) поворот. Пять километров. Но ведь пепел – не гроб

нести. Я еще сказал ему: подумай, как тяжело могло бы быть… Представь себе… Подумай, как

вы, три сына, горбатились бы по бездорожью с домовиной на плечах.

– И думать не хочу, – ответил младший сурово.

Младшему сыну Виктора Сушкова я рассказал и про зиму: про то, какая там зима. Окружающие поля, включая и само кладбище… Снега – до самого горизонта!

Зимой покосившиеся кресты увидятся не сразу. Хотя, конечно, для урны не велик труд

отрыть ямку. Чем?.. Что за проблема! Не лопату, а саперную лопатку. Прихватить с собой…

Я, видно, не мог остановиться.

Сын сдержанно молчал. Затем негромко произнес:

– Надеюсь, вы не думаете, что я повезу туда урну зимой?

Но еще заметнее стал говорлив в те дни пенсионер Виктор Одинцов… После (или вслед-ствие) смерти пенсионера Виктора Сушкова. От ощущения утраты. От потери… Он ведь жил

теперь (жил и долгожительствовал) за двоих. Он даже интонацию перенял. Казалось, старин-ный приятель завещал ему свой легкий, чуть торопливый говорок.

Внезапная смерть в голове не укладывается. Виктор Одинцов был потрясен… И теперь

анализировал, доискивался до причины – он искал, в чем же (или чем же) его тезка и друг

юности так провинился перед природой?.. Собрат-долгожитель приказал долго жить. Но это

не могло быть просто так. Это не могло быть случайно. Ведь с какой наследственностью! С

какими генами!.. И всего каких-то шестьдесят восемь! Бред!

Ответ был все же найден. Вот он. Покойный Виктор Сушков, в отличие от него, Виктора

Одинцова, мало интересовался в своей жизни женщинами… Не баловал себя случайной женской лаской – самой жадной из ласк! Заряжающей нас. Дающей нам силу!.. Женская постель

– это сама энергия! Бок о бок… (Даже аккумулятор лучше заряжается лежа. Шутка.) Жена…

Жена, понятно, тоже женщина. Однако же в шестьдесят восемь…

Ах, Виктор! Виктор!.. Как поторопился!.. А ведь мог бы жить и жить. Если бы…

Окончательный вывод был таков: Виктор Сушков, если по сути, уклонялся от жизни.

Проще сказать, пренебрегал женщинами – и природа (тоже женщина) завязала ему скорый

узелок. Отмстила.

Нет, нет, Виктор Олегович Одинцов не осуждал старинного друга-приятеля. Да и как тут

осудишь?.. Ведь и сам он, одинокий Одинцов, постарев, тоже в последнее время не подпитывал

себя любовью. Ни с кем не встречался. Ни с одной… Подзабыл женщин, переключившись на

пиво. Нашел чем радовать сердце! Кретин!.. Нет уж!.. Хватит!.. Теперь он все понял. (И все

сосчитал!) Даже пенсионер, если прижмет, способен наскрести кой-какие рубли и сбалансиро-ванно, с умом их потратить. Конечно, теперь ему, Виктору Одинцову, придется, увы, побегать

и поискать. Привыкший в былые времена в своем фотоателье к легкой смене партнерш, теперь