Они не придали ни малейшего значения ее приметам, а Толика они любили. Как не любить

16

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

– ведь друзья детства! Зимины да еще Оля Злотова, Маринка, Гена Скобелев – они жили в

многоподъездных, многоэтажных домах, а раньше – в старых московских дворах и двориках, которые стояли на этом же самом месте и от которых уже ничего не осталось, если не считать

их самих, то есть людей, но ведь и они выросли. Бывшие ребята и девчонки тех дворов и дво-риков – вот кто они были.

Конечно, в компании старых друзей Шурочке многого не хватало. Не умели они поговорить умно и интересно, не умели одеться со вкусом, – даже Алик Зимин, джазист, выглядел немножко попугаем, если наряжался. Но нельзя требовать от человека всего на свете. Тон-кость, вкус и умение рассуждать Шурочка находила в других людях, зато в старых друзьях

она ценила именно дружбу, память о детстве и то, что к ним в любую минуту можно прийти.

Отзвонившись, Шурочка думала о них, и на душе у нее теплело: глядишь, все обойдется.

– Как же я люблю тебя, Толик! – восклицала она в пустой комнате наедине с собой. («Как

же я люблю, когда ты тихий, когда ты спокойный. Как же я люблю, когда ты добрый!» – вот

что значили ее слова.) Шурочка бывала сентиментальна, иногда восторженна.

Чтобы быть рядом, Шурочка пошла с Куренковым и за подарком для дочки. Они шли

под руку, нацеливаясь в универсам, но только начали переходить улицу, как легковая машина, притормозив на снегу, стала прижимать их к тротуару. Сначала они придержали шаг, а потом

попятились, а потом с некоторым уже гневом вскинули на водителя глаза и… рассмеялись: Василий! Как всегда, дружелюбный и обаятельный Василий Тюрин тут же пригнул машину к

обочине, даже и въехал на заснеженную обочину, после чего, распахнув дверцу, вылез. Сразу

же и с улыбкой он протянул Куренкову руку: здравствуй, мол, Толя, и давай, мол, две-три

минуты постоим, покурим вместе. Новый год собирались праздновать у Зиминых, об этом и

говорили. Они стояли возле машины. Быть любимцем – дело непростое, и, возможно, Василий

Тюрин все же чувствовал, что кто-то подспудно копит к нему неприязнь, но не чувствовал –

кто. Затягиваясь сигаретой, Василий Тюрин сказал с некоторой заботой в голосе:

– Погуляем… Драки бы только не было. Никто не перепьется, как ты думаешь?

И после предвкушения общего застолья это было даже удивительно, это вроде получалось, что на Новый год и выпить нельзя.

Куренков ответил ему негромко и просто и только за себя – я, мол, не перепью, на что

Василий Тюрин так и заулыбался:

– Да ты-то конечно. За тебя, Толик, я спокоен. – И он еще улыбался и что-то выспрашивал

о настрое, а потом вдруг сказал в раздумье: – Может, я и не приду к Зиминым – не знаю…

Куренков ответил опять же негромко и просто:

– Может, и я не приду. Как получится.

А Шурочка держала его под руку; слушая их разговор, она чувствовала на спине и на

плечах легкий озноб.

– Нет, Толик, ты уж приходи обязательно. Что же, из людей серьезных я один там буду? –

И это Василий Тюрин гладил Куренкова по шерстке, не были они друзьями, не были и какими-то особенно серьезными людьми – друг без друга они могли бы запросто посидеть, тем более

в новогоднем застолье. Шурочке, слушавшей их, как-то даже жалко стало Василия, уж очень

он распинался.

– Ты, Толик, приходи, – повторял Василий Тюрин. – Выпьем. Поговорим. Люблю я, Анатолий, когда ты про жизнь рассуждаешь!

И это он уж совсем лез в душу: ты, мол, да я, нас двое. И может быть, он каждому перед

близким застольем, волнуясь, так говорил – приостанавливал машину, а потом говорил брата-ясь. Шурочка отметила также: ведь «Анатолий» сказал, не «Толик»… Почему Василий Тюрин

не хотел отказаться от совместного застолья, было неясно (если уж он так предчувствовал!).

Жил Василий с Маринкой Князевой, они недавно сошлись, и, ясное дело, он мог отметить

17

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

Новый год у нее. Они могли отпраздновать вдвоем, даже и не позвонив. Он, собственно, и

появился в их компании через Маринку.

– Ну, я в магазин пошла, – сказала им Шурочка.

Отойдя, она оглянулась: они тоже уже прощались, руки пожали, и это, конечно, Василий

Тюрин захотел руку пожать, не мог без этого. Василий влез в машину, он обогнал, проехал, помахав Шурочке; это был сильный мужчина; когда он сидел за рулем, грудь его выпирала

колесом. Ее Куренков, выглядевший рядом с Василием как заморыш, тоже пошел своим путем.

Шурочка и его проследила взглядом – он не сразу направился в жэк, где работал слесарем-сантехником, а сначала свернул к пивной палатке. Зима стояла холодная, но их пивная палатка

была замечательная: пиво подавалось с подогревом, и сушки были, сухарики. У входа в магазин Шурочка оглянулась еще раз: Куренков уже стоял у палатки и цедил пивко.