Хранитель выискивал взглядом каналы, которые всегда появлялись среди зачумленных струпьев вокруг Кальпы, если приглядеться с еще незатронутых высот: пресловутые колеи, по которым скользят Молчальники, — громадные и сверхподвижные, несомненно, занятые охотой на пилигримов, путепроходцев. По этим колеям добычу доставляют в жуткие хранилища: Некрополь, Обитель Звука, Дом Зеленого Сна, Бастион Дланей, Долина Мертвых Богов, Ранящий Поток, Колодезная Равнина… или на любые иные форпосты мутаций и погибели, которые выдолблены, вырваны, слеплены, скручены из реликтов земли — что лежала вне границы реальности — за время, минувшее с момента разрушения башни.
Откуда мне известны эти названия?
Гентун посмотрел на ангелинов и сообразил, в чем заключался источник его знаний. Так что, в этом и состоял подарок Ратуш-Князя? Или клевреты Библиотекаря делились с ним частью своего знания? Как бы то ни было, Хранителю преподали небольшой урок «Хаосографии» — одарил и информацией, необходимой для выживания в стране беззакония.
Одинокий ангелин выдвинулся из концентрической шеренги и подплыл ближе. Крошечной изящной рукой он погладил плазменный плащ Гентуна. Самоцветы поющего снега упали с его уст.
Бегунки просуммировали. Все прибыли сюда.
Сновидец готов.
Ангелины образовали брешь в своих рядах, и белый эпитом доставил Гентуну юного представителя древнего племени. Молодой человек приблизился к высокому окну и устремил взгляд в Хаос. Глаза его сияли страхом и надеждой.
Он знал и видел все, что было ведомо и видимо Хранителю.
Джебрасси обернулся к Гентуну, затем вновь посмотрел на Хаос:
— Вы послали ее туда. Пора и мне отправляться.
— Но не в одиночку, — ответил Гентун.
ГЛАВА 84
ЗЕЛЕНЫЙ СКЛАД
Приближалась очередная волна темноты и медлительности. Бидвелл бросил взгляд на фонарное окно, натянул варежки и по лабиринту Проходов отправился в свою библиотеку — к жалкому теплу печки, к последней бутылке вина. Там его поджидала Эллен, его последний компаньон в этой Вселенной. На них надвигалось нечто, доступное восприятию, но не логическому объяснению.
Еще одна часть порванной цепи — как и всегда, непоследовательная.
Или еще хуже. Скажем, стена Альфы вот-вот расплющит их о стену Омеги. Что ж, они никоим образом не потерпели поражения, коль скоро не существовало способов выиграть. Вот уж действительно дальше некуда.
Эллен сидела возле печурки и смотрела в тускло-оранжевое окошко, вырезанное в чугунной дверце.
— Вам, наверное, следовало уйти с ними, — сказал Бидвелл. — С вашими подругами, я имею в виду.
— Я подумала, что Джинни не помешала бы компания.
Бидвелл хмыкнул — то ли с сомнением, то ли одобрительно, — и занял стул напротив.
— У нас все? То есть мы больше ничего не можем сделать?
— Отнюдь, — сказал Бидвелл. — Если предположить, что в этом эндшпиле все еще имеется возможность сделать некий ход, то мы прямо сейчас его и делаем.
— Нельзя ли поподробнее?
— Разумеется. Итак, Алебастровая Княжна заявится сюда, чтобы «сколлекционировать» своего бывшего слугу-ренегата. Возможно, эта жажда мести на время отвлечет ее от погони за нашими юными пастырями.
Эллен с прищуром посмотрела на него — уже без признаков страха, чуть ли не с безразличием.
— Как это — оказаться «сколлекционированным»? — Она не отрывала взгляда от светящегося печного окошка. — Кто такая Королева-в-Белом?
— Чудовищная сила. Многомерная буря страха и боли, тянущая за собой ретроградную волну ненависти.
— Что же нас так ненавидит?
Бидвелл только покачал головой.
— Сатана?
— М-м.
— А точнее?
— Как часто мы задавали себе этот вопрос? — спросил Бидвелл.
— Существует ответ?
— Хуже Сатаны, по-моему. Хуже, чем любая игра воображения. Злокачественный эмбрион, который никогда не появится на свет, не говоря уже о достижении зрелости. Неудавшееся божество.
— И эта… женщина… Она действительно божество?
— Нет. Она прислуживает, хотя, полагаю, прислужничество носит вынужденный характер. Порой кажется, я почти узнаю ее… Вот уже много столетий, как я вижу сны и раздумываю о них. Может статься, когда она появится, я пойму, какие именно вопросы задать.
— Что-то близится, — прошептала Эллен.
Действительно, их обступила непривычная темнота, в ледяном воздухе читалось чье-то присутствие, от которого хотелось расплакаться. Потеря истории — утрата, равной которой мир еще не знал.
— Книга с вами? — спросил Бидвелл.
— Так ведь книги потеряли смысл!
