Мужчина отшатывается.
— Если ты так думаешь, значит, еще не видела его в действии.
Языком касаюсь следа на нижней губе, который оставил после себя Александр, вспоминая то время, когда я действительно видела его в действии. Гризли более чем властен. Он откровенно требовательный и захватывающе ужасающий. Никогда не думала, что буду девушкой, которой нравятся такие мужчины, но вот я здесь, вся взволнованная и озабоченная, думая о нем.
Я принимаю душ и готовлюсь, используя продукты, которые Александр принес из гостевой ванной. Как бы мне ни хотелось задержаться под дождевой насадкой, я знаю, что Кингстон ждет меня, и ненавижу опаздывать.
Мужчина смотрит на большие золотые часы на запястье и хмурится, когда я выхожу.
— Сорок три минуты. Чтобы подготовиться должным образом, требуется не менее девяноста минут. — Указывает на меня пальцем. — Ты халтуришь. Нам придется поработать над этим. — Оглядывает меня с ног до головы. — Достаточно хорошо. Эй! — Кингстон наклоняет голову и тычет пальцем так, будто то, на что он указывает, может укусить его. — Что это такое?
— Моя сумочка.
— Это не сумка, это массовое оскорбление всех сумок. Оставь это. Или, еще лучше, выбрось.
— А в чем мне носить кошелек и телефон?
Он брезгливо снимает с моего плеча ремешок сумочки, достает телефон и блеск для губ и бросает сумку на стойку.
— Тебе не понадобится кошелек. — Он расстегивает мое пальто и кладет телефон во внутренний карман вместе с блеском. — Готово. Пошли.
— А будет перерыв на обед? Я уже умираю с голоду.
Мы заходим в лифт, и Кингстон кивает.
— Там будет много еды и напитков. — Он подмигивает. — Поверь мне.
Самый младший из братьев Норт олицетворяет свое королевское имя, сидя в огромном кожаном кресле, отделанном искусно вырезанным деревом. Его ноги скрещены в небрежной элегантности, когда он потирает губы длинными пальцами и делает мне знак покрутиться свободной рукой. Законный король нью-йоркского мира моды.
Каждый бутик, в который мы заходили, казалось, ожидал нас до такой степени, что распахивал свои двери еще до того, как мы до них добирались. Нас либо отводили в частный салон в задней части, где для нас были заранее выбраны стеллажи с одеждой, либо запирали двери, и нам давали частную аудиенцию с продавцами.
Я жевала крошечные, претенциозные бутерброды и потягивала дорогое шампанское, играя в переодевание перед Кингстоном. Кивком или покачиванием головы он посылал ко мне команду продавцов, чтобы помочь раздеться и примерить что-то новое.
От одежды для отдыха до вечерних платьев, от обуви до макияжа, у Кингстона было свое мнение обо всем, и кивком головы та или иная вещь добавлялись в мой гардероб. И когда уходили, мы не брали с собой сумки. Кингстон объяснил, что все вещи будут доставлены в мой шкаф и что завтра утром придет, чтобы внести коррективы.
— Меня тошнит, — говорю я на заднем сиденье тонированного «Линкольн-Таун Кар».
— Слишком много шампанского? — спрашивает Кингстон, не поднимая головы от того, что пишет на своем телефоне.
— Нет. Сколько денег мы потратили сегодня? — Ни на одной одежде не было ценников. Я проверила. Я планировала подсчитать цены, чтобы, в конце концов, расплатиться с Александром.
— Недостаточно.
— Кингстон.
Он, наконец, смотрит на меня, и его улыбка полна загадочной сексуальности.
— Мне нравится, как ты произносишь мое имя.
— Ты что, флиртуешь со мной?
— Не принимай это на свой счет. — Он пожимает плечами. — Я флиртую со всеми.
— Я серьезно. Я не могу принять все это.
Его кокетливая улыбка исчезает вместе с закатыванием глаз.
— Ты это уже говорила, но, — он щурится, — подумай об этом так… если ты планируешь находиться рядом с моим братом, ты должна выглядеть соответственно. Ты ни за что не сможешь позволить себе купить все это сама.
Это оправдание заставляет меня задуматься.
— Ты делал это для всех женщин в жизни твоего брата?
Выражение его лица становится затравленным.
— Ты первая.
Первая женщина в жизни Александра? Или первая женщина, которую ему пришлось одевать?
Я уже собираюсь спросить, когда он говорит:
— Мы на месте.
Машина останавливается перед «Ла Перла». Я голодна и мечтаю вернуться домой к Александру, заказать чизбургер и картошку фри, чтобы поесть перед телевизором в своей удобной толстовке и леггинсах.
Этот бутик ничем не отличается от других, и нас встречают у дверей. Миниатюрная женщина в лавандовом костюме проводит нас в отдельную примерочную, которая достаточно велика, чтобы вместить весь персонал «Чабби».
— Я принесла все, что у нас есть, в синем цвете. — Женщина суетится у элегантной стойки с бюстгальтерами, трусиками и другим всевозможным бельем на вешалках.
— Синий? — Я смотрю на Кингстона.
— Его любимый цвет.
Мое лицо горит.
Мужчина наклоняется и шепчет:
— Ты загораешься при упоминании о нем. — Я потираю щеки. — Делаешь только хуже.
Мои щеки — не единственное, что загорается, когда я думаю о том, чтобы надеть нижнее белье для Александра. Боюсь, что большая часть этого тонкого кружева окажется в клочьях на полу его спальни.
Кингстон хихикает, звук низкий и соблазнительный.
Я вздрагиваю, а затем свирепо смотрю на него.
— Прекрати.
