Когда я запихиваю его на заднее сиденье, он стонет и наполовину открывает глаза.
Я наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо:
— Если ты думаешь, что я способен уничтожить свою собственную семью, тебе следует гораздо больше бояться того, что я с тобой сделаю, если ты еще раз хотя бы подышишь на Реми.
Затем я закрываю дверцу грузовика у него перед носом.
Эмма поднимает бейсболку Тома, которая откатилась на улицу.
— Думаю, я отвезу его домой, — угрюмо говорит она. — Я хотела посмотреть твой дом...
— Приходи позже, — говорит Реми. — Ты можешь привести Тома, если ему станет лучше.
Она бросает быстрый виноватый взгляд в мою сторону, как будто надеется, что я не пойму это неправильно.
Нет правильного способа понять это — я не хочу, чтобы Том Тернер был рядом с ней, никогда. Или кто-нибудь еще, у кого есть член и пульс. Или киска и пульс, Эмма, может, и на фут ниже Тома, но она чертовски хитрее и не меньше интересуется Реми.
И гораздо больше заинтересована в том, чтобы трахнуть меня. Она одаривает меня злобной ухмылкой через плечо Реми, когда обнимает ее.
— Скоро увидимся.
Как только я избавляюсь от кузенов, день кажется намного светлее. Или приятно пасмурно, в зависимости от вашей точки зрения.
— Забавно быть с тобой в реальном мире. — Реми берет меня за руку, чтобы нам было удобно гулять вместе под зонтом.
— Где мы обычно бываем? — говорю я, слегка улыбаясь.
— Твой мир. Вот почему тебе это нравится, не так ли? Один в твоем доме, все именно так, как ты хочешь... Вот почему ты не хотел, чтобы я ехала по твоей дороге. Но сейчас ты не так уж сильно возражаешь...
Она наклоняет голову, наполовину поддразнивая, наполовину спрашивая.
— Это определенно стало интереснее.
— Так вот кто я для тебя? Интересно?
— Да, — я смотрю ей в лицо. — Это именно то, что ты есть.
— Я приму это, — говорит Реми, забавляясь. — Это лучше, чем быть занудой.
Мы направились в сторону хозяйственного магазина.
— Ты за этим здесь? — я киваю в сторону плоского зеленого навеса.
— Ага, — говорит Реми. — Наконец-то наметился некоторый прогресс на основном уровне.
— Эмма единственная, кому проводят экскурсию?
— Хочешь пойти посмотреть дом? — глаза Реми вспыхивают на меня, ярче, чем когда-либо на фоне серого неба.
Она всматривается в мое лицо, гадая, был ли я уже внутри. Я не забыл ее обвинения в 7 утра на моем пороге, и, очевидно, она тоже.
— Я видел этот дом миллион раз, — напоминаю я ей. — Эрни точно не собирался приезжать ко мне.
— Ты был больше, чем просто его врачом.
— Да, — признаю я. И затем: — Я скучаю по нему, — вырывается у меня.
— Я тоже, — говорит Реми с сильным и простым чувством.
В наступившей тишине я уверен, что мы оба перебираем воспоминания, в которых Эрни горит ярко и наглядно.
— На самом деле он не был моим дядей, — говорит мне Реми. — Он был дядей моего отца. Мой двоюродный дедушка, я полагаю? Он был кем-то из нашей небольшой семьи, так как мой папа был единственным ребенком. А у моей мамы была сестра, но они ненавидели друг друга. Она даже не позвонила после похорон, не прислала цветов. Эрни сказал, что мы могли бы приехать погостить к нему, но к тому времени он был так болен, а Джуд не хотел уходить из школы...
Реми вздыхает, ее рука тяжело повисает на моем локте.
— Возможно, это был неправильный выбор. Я думала, что смогу позаботиться о Джуде, но я не знаю, насколько хорошо я справилась.
— Лучше, чем могло бы сделать большинство детей. Это все, кем ты была — ребенком.
— Мне пришлось слишком рано стать взрослой, и теперь я чувствую, что я вообще никогда не была взрослой. Я пропустила много вещей, обычных вещей... Никогда не училась в колледже. Никогда не путешествовала самостоятельно. Никогда не работала в офисе... — она смеется. — Но мне бы это не понравилось.
Поток всего того, чего я никогда не делал, захлестывает меня. Сначала это было солнце, ненавистное солнце, а потом я оказался в тюрьме нового типа... цепи, которые я выбрал добровольно, с благодарностью, пока они не начали душить и в конце концов не утащили меня в ад, который до сих пор ощущается как рваная, темная дыра в моем мозгу, место за пределами памяти…
— О чем ты думаешь?
Реми пугает меня своим присутствием, крепким и теплым на моей руке. Черт, я не привык к компании. Я все еще теряюсь в собственной голове.
— Было много вещей, которые я хотел сделать… Я тоже ничего из этого не делал.
— Еще не слишком поздно, — говорит Реми. — Кстати, сколько тебе лет?
— Сорок один.
— Вот видишь, ты даже не прожил половину.
— При условии, что я доживу до восьмидесяти двух.
— Похоже на надежную ставку, — Реми ухмыляется. — Я уверена, что ты следишь за своим кровяным давлением.
— Я не такой старый, — говорю я, хотя я отслеживаю свое кровяное давление еженедельно.
— Ты не собираешься спросить мой возраст?
— Я уже могу догадаться — двадцать семь.
— Как ты узнал? — кричит она.
— Простое умозаключение, ты сказала, что Джуду было десять, когда умерли твои родители. Тебе тогда было восемнадцать, а сейчас он как два года окончил школу...
