— Шесть, — гордо отвечает Эмма. — Но большинство из них работают неполный рабочий день, особенно в межсезонье.

— Это чертовски круто. Я бы хотела иметь настоящий бизнес, а не просто разовую работу.

— Перепродажа дома?

— Конечно, может быть, — говорю я, хотя на самом деле это не то, чем я хотела бы заниматься, если могла что-то выбрать.

— С сотрудниками сложно, — вздыхает Эмма. — С девушкой, которая уволилась, мы были довольно хорошими подругами, по крайней мере, я так думала. Все становится сложнее.

Эмма угрюмо наблюдает за другой официанткой, которая успешно принесла меню паре, но теперь прячется у проходного окошка, флиртуя с дежурным поваром.

Я не думаю о ней.

Я думаю о другой общей подруге Эммы…

— Ты сказала, что знала жену Дейна?

Вопрос срывается с моих губ.

Эмма перестает наблюдать за официанткой и пристально смотрит на меня своими бледно-зелеными глазами.

— Мы были лучшими подругами.

— Правда? — у меня пересыхает во рту. — Какой она была?

— Чертовски великолепна, — тут же говорит Эмма. — Самая красивая девушка, которую я когда-либо видела.

— Оу.

Я вроде как подозревала, что так оно и будет, но меня все еще переполняет тошнотворная ревность.

— Лайла была принцессой Гримстоуна, — задумчиво произносит Эмма. — Буквально, они короновали ее принцессой тыквы в нашем выпускном классе, и она участвовала в конкурсе по наитию, у нее даже не было подходящего платья... Вот, я тебе покажу.

Она достает свой телефон и просматривает свои фотографии. Это занимает мгновение, но не так долго, как прокрутка изображений за годы, должно быть, они сохранены в папке.

— Видишь? — она передает мне телефон, показывая изображение двух девушек на импровизированной сцене: одна невысокая и с оранжевыми волосами в пышном розовом платье, другая высокая и элегантная в простом облегающем платье, с водопадом блестящих черных волос и большими, блестящими темными глазами.

Подросток Эмма восхитительно неуклюжа со своей улыбкой, украшенной брекетами, в то время как Лайла могла бы сойти за двадцатидвухлетнюю и уже обладает внешностью классической кинозвезды, Одри Хепберн или Авы Гарднер. Она смотрит с фотографии так, словно ее образ будет жить вечно, хотя самой девушки давно нет в живых.

— Очень хорошенькая, — говорю я, зная, как трогательно это описывает девушку на экране.

— Ее все любили, — говорит Эмма, уставившись в свой телефон. — Никто не понимал, почему она встречалась с Дейном.

— Они встречались в старшей школе?

— Время от времени, он не ходил в нашу школу, он никуда не ходил. Из-за его... штучек.

— Его состояние здоровья?

— Так он говорит.

— Ты в это не веришь?

— Ты когда-нибудь слышала о таком состоянии раньше? Я — нет, но я точно заметила, как сильно ему нравилось держать ее взаперти в своем доме. Остальные из нас ходили на пляж или катались на лодке, и она бы захотела пойти, но если бы сделала, они бы сильно поссорились после.

Я думаю о Дейне-подростке, не способном посещать школу, которого по дороге на пляж навестила его безумно популярная девушка, ее плечи покрыты поцелуями солнца, бретельки бикини видны под рубашкой… Я представляю, как другие дети ждут снаружи, слышно, как они возбужденно болтают, ребята подшучивают и смеются, потому что собираются посмотреть, как Лайла раздевается и плавает в этом костюме, в то время как Дейн застрянет внутри до захода солнца…

— Я думаю, это он был заперт в доме, — говорю я Эмме.

Она издает тихий, удивленный звук.

— Лайла тоже защищала его.

— Ты действительно думаешь, что он убил ее?

— Я знаю, что он это сделал.

— Как?

— Она сказала мне, что боялась его, за месяц до своей смерти. Смотри, я покажу тебе...

Эмма снова прокручивает свой телефон, на этот раз в своих сообщениях. Она вспоминает разговор четырехлетней давности — почти ровно четыре года, датированный 10 октября.

Лайла

Вот-вот произойдет что-то ужасное, я это чувствую. Это нарастает и нарастает. Я боюсь, и единственный человек, который должен защищать меня, — это человек, который не должен знать, что я даже разговаривала с тобой, потому что он заставил меня пообещать, что я никому не расскажу.

— Это было последнее сообщение, которое она отправила, — говорит Эмма.

Я перечитала слова несколько раз.

Он заставил меня пообещать, что я никому не расскажу…

— За год до этого она исчезла на целый месяц, — говорит Эмма. — Я продолжала писать сообщения и звонить, никто не отвечал... Я даже ходила к нему домой. Он не впускал меня, не позволял мне видеться с ней. Сказал мне, что она «отдыхает». Я тогда подумала, что он убил ее. Когда она наконец позвонила, я плакала и сходила с ума, но она так и не сказала мне, что случилось. Только то, что она была «больна».

Эмма кажется такой уверенной. И она знает Дейна гораздо дольше, чем я. Она тоже близко знала его жену… так почему я ставлю свое суждение выше ее?

Потому что ты правильно ответила на вопрос, в то время как все в городе отвечают на него неправильно…

Это засело у меня в голове, и я не могу от этого избавиться — идея невиновности Дейна. Она мерцает, тонкая, острая и непоколебимая.

— Ты встречаешься с ним? — спрашивает Эмма, пристально глядя на меня.

— Нет, — отвечаю я, виновато ерзая. Я не знаю, чувствую ли я вину за то, что отказала Дейну, или за то, что поцеловала его.

Я не думаю, что он убил свою жену.

Но я также не думаю, что она утонула.