— Да, — признаю я. — Почему? Почему я боюсь?
— Потому что ты хочешь верить, что у тебя все под контролем. И ты боишься увидеть, как ты выглядишь, когда это не так.
Я стою, встревоженная глубокой, ровной чернотой за окнами. Сколько времени прошло?
Здесь больше, чем одна Реми…
Мое сердце сжимается, жар пробегает по каждому нерву. Это паника, это ужас, и он усиливается каждый раз, когда я смотрю в сторону телефона.
— Я не хочу видеть! — я внезапно плачу. — Убери это от меня.
— Реми...
— Нет! Я ухожу. Это... я не знаю, что это такое. Я не знаю, чего ты от меня хочешь.
Я в полной панике, ищу свои вещи, забыв, что я вообще взяла с собой.
— Не трогай меня! — я плачу, когда Дейн тянется к моей руке.
Он не пытается меня поймать. Он стоит там и смотрит, как я выбегаю из его дома, оставив за собой открытыми все двери.
В Блэклифе темно и тихо, а мопеда Джуда во дворе нет.
Часть меня беспокоится, почему его так поздно нет дома, но другая чувствует облегчение. Я так чертовски устала, что у меня нет сил разговаривать, даже с моим братом.
Пульсирующие мышцы моего тела, боль в мышцах, волдыри на руках и ногах, но также и нежность в более нежных местах… мои соски трутся о мою рубашку, хлопок шершавый, как наждачная бумага на чувствительной коже.
Я едва вышла из дома Дейна, а уже жажду, чтобы его руки снова коснулись меня.
Полузабытые прикосновения проносятся в моей голове — его губы на моей шее, моя обнаженная киска, трущаяся о его бедро…
Они реальны или всего лишь бред?
Я не могу избавиться от мыслей обо всех этих пустых, забытых часах.
Но я также не могу избавиться от воспоминаний о его руках на моей коже…
Я принимаю короткий холодный душ, трубы дрожат и стонут. Без занавески для душа легко увидеть свое отражение в треснувшем зеркале, корчащееся, как привидение, под холодными струями.
Магнит поворачивается дюжину раз, туда-сюда, туда-сюда…
Дейн беспокоит меня, я клянусь избегать его…
Хотя уже мечтаю вернуться к нему домой…
Вместо этого я забираюсь в свою постель, решив поспать восемь часов впервые за эту неделю.
Я настолько устала, что отключаюсь почти сразу, как моя голова касается подушки, но это не спокойный сон. Я проваливаюсь в сон, как щелчок выключателя, в одно мгновение в своей комнате, в следующее — в нашем старом доме…
* * *
Джуду шесть лет, но он намного меньше. К нему придираются в школе. Его перевели сразу во второй класс, потому что он сдал очень высокие тесты, но все остальные ученики на фут выше.
— Мы должны были удержать его, если что... — говорит папа.
— Ты не можешь его удержать, ему уже скучно, — мама гордится Джудом, безумно гордится. Но когда он закатывает истерику, она передает его мне.
Он устраивает истерику, потому что не хочет быть репортером. Мама отправила его на прослушивание в школьный спектакль — однажды она снималась в рекламе шампуня.
— Мне не нравится эта шляпа! — кричит Джуд. — Я не буду ее носить!
Я забираю его в свою комнату, чтобы успокоить.
Он раскраснелся от слез, зол на маму, но только потому, что напуган.
— Ты будешь потрясающим, — обещаю я ему. — Ты знаешь все свои реплики.
— У меня их всего две.
— Две лучших в шоу.
Он зарывается в мои подушки, его шляпа брошена на пол.
Я вытаскиваю его и приглаживаю ему волосы, дразня и щекоча, пока он, наконец, не смеется.
— Ну вот, я знала, что ты не разучился улыбаться.
Он по-прежнему непреклонен:
