В стеклянной коробке лифта Джемма смотрит вниз на банкетки, барную стойку и танцевальные подиумы, на одном из которых они с Наз по пьяни отплясывали на Рождество. «Неужели на свете есть что-нибудь лучше этого?»

Если и есть, то это точно не балкон, на который их привозит лифт. Джемму волной захлестывает разочарование. Это как открыть рождественский подарок и обнаружить внутри носки. Повсюду стулья, с которых можно наблюдать за копошением муравьев внизу, но на них почти никого нет. Скучного вида бармен полирует бокалы, а одинокий официант подает коктейли за единственный занятый стол. Но их маленькая процессия с Татьяной во главе и не думает останавливаться. Вскоре Джемма видит в дальнем конце дверь. Татьяна подходит к ней, вбивает в электронный замок код, и через секунду Джемму уже ведут вверх в рай по выстеленной бархатом лестнице.

Девушка пораженно ахает. «В жизни не видела столько оттенков синего... — думает она. — Этого просто не может быть...»

На увенчанном куполом потолке красуется гигантская репродукция картины Ван Гога «Звездная ночь». Необузданный простор кружащих в вихре комет и тысяча мигающих светодиодных звезд, недосягаемых и бесконечно далеких, но таких маняще близких. О такой комнате она мечтала всю свою жизнь. Наполненной теми, в чье существование почти отказываешься верить. Лица тех, кого постоянно показывают по телевизору, и тех, кого точно не увидишь на экране. Столы, банкетки и кушетки с подушками. Небольшие палатки бедуинов с занавесками вместо дверей, за которыми в фонарях в виде керосиновых ламп горят свечи. И персонал в униформе, такой черной, что не отражает свет, бесшумно снующий с подносами в руках.

Пока Джемма сияет от всех этих чудес, прямо к ним подходит метрдотель и ведет к стеклянной стене, за которой, искрясь в последних лучах закатного солнца, манит густой зеленый итальянский сад: сплошные тропинки, подсолнухи и тополя. И все это на полквартала тянется по крышам домов, недоступное взору с улицы.

«Вот он, этот мир... — думает Джемма. — Тот самый мир. Я всегда знала, что он где-то рядом. Вот чего я хочу. Все это».

Она новыми глазами смотрит на своих хозяек, мысленно задавая им вопрос: «Кто вы? Как вы здесь оказались? Ведь в таком месте могут жить только боги».

Боги ведут себя радушно. Некоторые даже того же возраста, что она сама. За столом из тикового дерева в компании трех мужчин сидит девушка по имени Сара. Самую малость старше ее, но бесконечно более изысканная. Облегающее платье на ней похоже на вторую кожу, в ушах поблескивают серьги.

Мужчины гораздо старше. Один из них ей знаком: добродушный дядечка, который вечно маячит по телику, обожает планшеты с зажимом для бумаги и Евросоюз. Он нравится ее маме. Он потягивает вейп с таким видом, будто это косячок, по-хозяйски положив руку на спинку скамеечки и меряя Сару взглядом, в котором нет даже намека на отеческую заботу.

С криком «А-а-а-а-ах!» мужчины вскакивают на ноги. Но не Сара. Она остается сидеть полубоком — бедро красиво очерчено — держа в руке бокал шампанского, хотя улыбка на ее лице явно становится шире.

Воздушные поцелуи. «Мне тоже надо этому научиться, — думает она. — С энтузиазмом целовать других, даже не касаясь их кожи». Татьяну они целуют, а Джулии лишь жмут руку. Так Джемма понимает, что Татьяна — королева, а Джулия, пусть убедительно заговаривает зубы, всего лишь младший партнер. «Надо держаться Татьяны. Может, Джулия меня и нашла, но Татьяна — мое будущее».

К ним подходит официант, принимает заказ. Джемма садится в конце длинной деревянной скамьи на изумительную подушку. В воздухе витает сладкий аромат жасмина. Слева от нее устраивается Татьяна, а справа мужик — лет, пожалуй, за сорок (она никогда не умела определять возраст старых людей) с короткой стрижкой, маскирующей редеющую шевелюру, и «Ролексом» на запястье.

— Джереми, — произносит Татьяна.

Он жмет Джемме руку, улыбаясь с таким видом, будто перед ним не живой человек, а блюдечко деликатесной икры.

— Здравствуйте-здравствуйте.

К ним подсаживаются еще несколько человек, в основном мужчин. Олег, Дмитрий, Кристоф. Неземная красавица по имени Элен — кажется, стоит дунуть, и она тут же переломится. Джемме суют напиток. Прохладное плотное стекло в руке лежит как влитое, будто сделанное по мерке специально для нее. Коктейль, полный толченого льда: резкий — со вкусом лайма — и сладкий от коричневого сахара. Просто бесподобный.

— Нравится? — весело спрашивает Джереми, кивая на бокал.

— Роскошный, — отвечает она.

«Роскошный» — полюбившееся ей в последнее время слово. Легко скатывается с языка и отдает ретро.

— Кайпиринья [22], — продолжает он. Затем повторяет слово по слогам: — Кай-пи-ри-нья. Его пьют в Бразилии. Там это национальный напиток.

— Вы там бывали? — спрашивает Джемма.

— В Бразилии? И не раз, — отвечает он. — У меня в Рио крупный бизнес.

Рио. Само это слово звучит в ее ушах как пляж.

— Вот бы туда съездить... — говорит Джемма.

— Будешь правильно себя вести, твоя мечта воплотится в жизнь, — заверяет он, награждая ее загадочной улыбкой, от которой она чувствует себя не в своей тарелке.

— Джемма у нас совсем недавно, Джереми, — говорит Татьяна, — Джулия лишь неделю назад нашла ее на Бонд-стрит.

— Вот оно что... — тянет он, и это явно что-то значит, потому как его рука, до этого подползшая по спинке скамьи Джемме за спину, отодвигается, а сам он садится прямее. — Стало быть, ты хочешь стать моделью? — спрашивает он ее, и его тон добрее, не такой… интимный.

— Надеюсь, — отвечает Джемма.

Она допивает свой сказочный напиток, и в ту же самую секунду в ее руке будто по волшебству материализуется другой, а пустой бокал растворяется в воздухе.

— Но если совсем честно, — признается она, потому что от спиртного ее тянет на признания, — то вообще-то мне бы хотелось стать актрисой.

— Актрисой? — переспрашивает он, и в его глазах вновь вспыхивают веселые огоньки.

Джемма не понимает почему. Она не пытается быть смешной.

— В таком случае тебе обязательно надо познакомиться с Морисом. Он у нас продюсер.

Один из мужиков, вьющихся вокруг Сары, поворачивается и бросает на них через мясистое плечо взгляд.

— Это я, — говорит он, — а кто это к нам сегодня зашел?

— Ее зовут Джемма, мой дорогой, — отвечает Джулия, — контракт с нами она подписала всего пару дней назад, и теперь мы вводим ее в курс дела.

Джемма улыбается, надеясь, что поощрительно. Морис — первый продюсер, которого она встретила в жизни. Она надеется, что его не доконает сердечный приступ, который, судя по багровому лицу и толстенной сигаре, не за горами. Если после столь легкого знакомства он тут же отдаст концы, будет просто комедия.

При виде ее улыбки у Мориса молниеносно расширяются зрачки.

— Новенькая, да? — произносит он. — И сколько тебе лет?

— Шестнадцать, — отвечает за нее Татьяна.

— Ну что же, когда поднаберешься опыта, обязательно заходи поздороваться, — говорит он ей.

— Хорошо, — отвечает она, осмелев от кампириньи, — но как я могу набраться опыта, не работая?

Старый как мир вопрос, который задают представители всех без исключений поколений. Но хотя ей он кажется вполне здравым, все мужчины вокруг взрываются хохотом. Не зная, как на это реагировать, Джемма смеется с ними.

— Вот это настрой! — загадочно восклицает Морис и опять поворачивается к Саре.

Приходит еще одна девушка — в сопровождении мужчины с волосами, так густо намазанными гелем, что их можно принять за резиновую шапочку для душа. Когда Сара пересаживается на дальний конец стола, он устраивается рядом с ней. Новенькая проскальзывает между Джереми и Джеммой.

Она восхитительна. Шелковистые спадающие на плечи волосы и золотистые миндалевидные глаза, цвет которых подчеркивают искристые сапфиры и металлический блеск золота. И пахнет она роскошно — восхитительно чистый и свежий аромат лимона, мяты и забытого с детства полевого цветка, бурно смешивающийся с ароматом жасмина над их головами.

Когда ей наливают бокал шампанского, она поворачивается к Джемме и окидывает ее оценивающим взглядом. Но не стервозным, а дружелюбно-нейтральным.

— Мне нравятся твои волосы, — говорит она.

— Спасибо, — благодарит Джемма, — у меня бабушка с Барбадоса. Но мне всегда хотелось волосы как у тебя.

Волосам соседки действительно можно только позавидовать — гладким, прямым, чуть завивающимся на кончиках, как у русалки.