— Значит, ты не хочешь ехать?

В ее голосе звучат новые нотки.

— Нет! — протестует Мерседес. — Просто... Я не... Вы не...

Татьяна швыряет тарелку на лакированный пол. Осколки с крошками разлетаются во все стороны.

— Пошла ты на хер, Мерседес Делиа! — орет она и бежит внутрь.

Мерседес не может пошевелиться. Не знает, что теперь делать.

— Пошла на хер!!! Просто отвали! — заходится в крике Татьяна, топочет по салону, уходит по лестнице на нижнюю палубу.

«И что мне теперь делать?» — размышляет Мерседес.

Мэтью берет со стола папку и хлопает ею по бедру. Потом сует в карман руку и внимательно смотрит на свою двенадцатилетнюю подчиненную.

— Хорошо, — говорит он, — после обеда я пришлю за тобой машину. А пока можешь идти домой.

— Я... — В голове у нее шумит. — Простите... — лепечет она. — Я просто не...

— И извинись перед моей дочерью, когда доберешься до замка, — говорит он, — за свое паскудное поведение.

[23] Сфольятелла — слоеный сладкий пирожок из итальянского региона Кампанья.

28

Вертолет прилетает в три, а через полчаса на пристань заезжает присланный из замка лимузин.

— Вот она, — говорит Донателла, — твоя карета.

— Заткнись, — отвечает Мерседес и хмуро глядит на сестру, сидя на стуле, где ей было велено ждать, чтобы не испачкаться.

Ларисса так ее выскоблила, что кожу саднит, а одежку наглаживала до тех пор, пока по ее лицу градом не покатился пот.

— Не хватало еще, чтобы ты опозорила меня перед герцогом, — огрызнулась она.

— Но, мам, герцога там не будет!

— Это ты так говоришь.

— Да нет, правда! Он же на яхте!

— Пусть так, — отвечает мать, — но ты едешь в замок. Поди узнай, что ему потом наговорит прислуга.

Мерседес сомневается, что прислуга побежит докладывать герцогу о ее мятой юбке, но не спорит. Сидит в старом платье Татьяны с орхидеями, волосы забраны назад в косу, к опухшим ногам прилипли лучшие зимние туфли. Она ждет своей участи.

Машина подъезжает к трапу «Принцессы Татьяны». Снова. После прибытия герцога и отъезда Татьяны, которая села в машину с гордо поднятой головой, не удостоив Мерседес на terasa даже взглядом, она насчитала восьмерых гостей. Мужчины одеты повседневно, но роскошно, как и положено богачам: кремовые брюки, темные очки и яркие тонкие пуловеры, под которыми выпирают соски.

Она думала, что приглашенные уже собрались, но, оказывается, ошиблась. И теперь слегка подается вперед, чтобы лучше видеть.

Водитель герцога выходит из машины и открывает дверцу, ближайшую к воде. Небольшая пауза. И из салона выпархивают четыре молодые женщины и взбегают по трапу. Экзотичные создания — фигуристые, затянутые в тугие одежды: юбки и топики так далеко отстоят друг от друга, что им не суждено встретиться, сапоги из ослепительно-белого пластика до середины бедер и туфли на таких высоченных каблуках, что подошвы пришлось снабдить массивными платформами, — даже Мерседес и той не составляет труда сообразить, зачем их сюда привезли.

Изумленно ахнув, она смотрит по сторонам в поиске solteronas. Увидев эту картину, те точно смогут понять разницу между Камиллой Гарсия и настоящей puta. Но их нет. Они все на Плаза Иглесиа, плетут кружева и перемывают другим кости. У рыболовецких судов в мужских руках неподвижно замирают сети, и Гектор Марино отвешивает Феликсу увесистый подзатыльник.

Девушки выходят на надраенную палубу, проходят мимо знака «На шпильках вход запрещен» и по мостику направляются к мужчинам, головы которых виднеются над планширом. Мерседес может поклясться, что их приветствуют одобрительным шумом.

«О господи, — думает она, — значит, это и есть мальчишник? А Татьяна знает? А святые отцы, ведущие за собой в День святого Иакова толпы прихожан, в курсе, что наш герцог прохлаждается на яхтах с девицами такого сорта? Может, я должна ей об этом рассказать? Или, может, им? Но как?»

Водитель возвращается на свое сиденье, и вот машина уже медленно ползет к их ресторану. На яхте врубается музыка — холодной, противоестественной пульсацией, от которой дрожит вода. Над планширом в такт ритму вздымаются худенькие загорелые руки. Сбежавший с мостика капитан убирает трап, и через несколько мгновений судно отчаливает от берега. Задумчиво наматывая на палец прядку, Донателла смотрит ему вслед.

— Жаль, что ты не повидаешь герцога, — говорит она.

— Не начинай, — отвечает на это Мерседес.

— Как же тебе, блин, везет, — продолжает сестра, — яхты, замки, новые тряпки.

Сама Мерседес никакой особой радости не ощущает. Остальная ребятня с острова теперь обходит ее стороной. Смотрит как на разряженную отщепенку, словно у нее выросли рога.

— Это все вовсе не так уж и здорово, — отвечает она.

— Ну да, ну да, — отвечает Донателла, — а я пойду драить унитаз. Видимо, англичане даже дерьмо за собой смывать не умеют.

Первая поездка на машине не такая захватывающая, как она думала. В салоне сильно пахнет парфюмом. Не теми тонкими ароматами, которые обычно окружают Мидов, а мешаниной химических запахов, достаточно едких, чтобы прикончить насекомых. При этом скорость, кажущаяся головокружительной, когда автомобиль проносится мимо тебя по новой асфальтовой дороге, изнутри воспринимается чем-то совершенно обычным. Медленной, на самом деле. Но сиденья обиты мягчайшей лайкой, а в выемках подлокотников задних сидений стоят пластиковые бутылочки с газированной водой.

Взяв одну из них, чтобы посмотреть, Мерседес замечает, что на нее в зеркало заднего вида смотрит шофер.

— Попей, — подбадривает он.

— Правда?

В ответ он кивает с тем особенным покровительственным видом, с каким мужчины так любят обращаться к девчушкам.

— Они там для этого и стоят, — говорит он.

Она выпивает ее целиком за пару небольших глотков. Газированная, но не слишком. Не зная, куда девать бутылочку, Мерседес смотрит по сторонам и наконец сует в мешок для грязного белья, который ей насильно всучила Ларисса.

— Вторую тоже можешь взять, — с улыбкой говорит водитель, — отдашь сестре.

— Нет-нет! — восклицает она, краснея до корней волос. — Я не...

— Да не переживай ты, — настаивает он, — в этих старых погребах их тысяча. Я пополню запас перед тем, как везти тебя обратно.

«Я не хотела забрать ее как сувенир! — мечется в ее голове крик. — Я пыталась не мусорить!» Но она благодарно кивает и берет вторую бутылку.

Решетка ворот поднимается вверх, и лимузин заезжает во двор. Брусчатка. Высокие окна. И, к величайшему изумлению Мерседес, хотя внешняя сторона стен — суровая и отталкивающая, внутренняя выложена яркой узорчатой плиткой. Как ей кажется, арабской. Несколько таких стен сохранилось в старом городе. Такой же плиткой отделаны и общественные бани. Здесь же она покрывает все четыре внутренние стены от земли до зубцов наверху. Мавры, должно быть, захватили этот замок и жили в нем достаточно долго для того, чтобы украсить. Это настолько противоречит истории, которую им преподают в школе, что у Мерседес кружится голова. Раньше она думала, что герцоги прогнали мавров. Но если так, то почему те тогда так старательно украсили интерьер?

Мерседес выходит из машины, от изумления разинув рот. «Это потрясающе! Как же тут красиво должно быть ночью, когда зажигают факелы».