Серджиу заканчивает разговор, не отрывая от меня взгляда.

— Мы их поймали.

— Назначь встречу, — говорю я ему, волнение пульсирует в моих венах. — Сегодня вечером мы отправляемся на охоту.

7

КЬЯРА

Уже далеко за полдень, когда я просыпаюсь из-за вчерашней усталости, и хотя у меня все еще немного кружится голова, я чувствую себя хорошо отдохнувшей и готовой к своему дню. Я никогда в жизни не просыпалась такой отдохнувшей. Может быть, дело в дорогой кровати и модном египетском белье? Или... Мой взгляд перемещается на стакан воды, который был оставлен для меня прошлой ночью.

Нет, этого не могло быть. Не может быть, чтобы он снова мне что-то подсыпал. Сначала в машине, а потом снова в мой напиток. Это чушь собачья. Насколько глупой я могла быть, если купилась на это? Мне следовало бы догадаться, но прошлой ночью, когда я легла спать, я была такой измученной и сбитой с толку, что мне даже в голову не пришло не доверять стакану воды, который остался на прикроватном столике. Боже, я идиотка.

Отбросив одеяла, я выбираюсь из кровати и пересекаю комнату в свою личную ванную, прежде чем запереть за собой дверь. Поворачиваясь к туалетному столику, я смотрю на свое растрепанное отражение и едва узнаю себя. Мои волосы в беспорядке, под глазами глубокие круги, и, несмотря на то, что меня не было дома всего три или четыре дня, я выгляжу так, словно похудела.

Обвязка, все еще украшающая мою кожу, заставляет меня чувствовать себя грязной. Желая оставить это дерьмо позади, я хватаюсь за толстую кожу и стаскиваю ее со своего тела, ослабляя, чтобы ускорить процесс. Это нелегко, и сложные ремни быстро повергают меня в слепую панику. Мне нужно снять это и сжечь к чертовой матери. Мне нужно освободиться от того, что это символизирует, но я не думаю, что когда-нибудь снова буду свободной.

Этот румынский тюремщик никогда не отпустит меня. Я никогда не буду благословлена собственной жизнью. Я буду у него на побегушках до тех пор, пока он не решит, что мне больше нечего предложить. Когда этот день настанет, все, на что я могу надеяться — это пуля между глаз, которая положит конец этой несчастной жизни.

Заставляя себя делать медленные, успокаивающие вдохи, я сосредотачиваюсь на ремешке за раз, пока кожаный жгут и стринги не оказываются беспорядочной кучей на полу в ванной. Наконец-то мне стало немного легче дышать, и я захожу в огромную душевую кабину. Я отхожу в сторону, открывая краны, затем подставляю руку под струю воды, ожидая, пока она нагреется.

Вымыв волосы и смыв грязь с тела, я запрокидываю голову под струи воды и позволяю успокаивающему теплу омыть меня. Я должна привыкнуть к этому. Я должна каким-то образом найти красоту в этом мире. В противном случае я проживу свою жизнь в страданиях, а это просто неприемлемо. Я должна научиться принимать эти изменения, но для этого потребуется время и чертова уйма терпения — терпения, которого у меня просто нет.

Выйдя из душа, я быстро вытираюсь, прежде чем плотно обернуть полотенце вокруг тела и провести щеткой по волосам. Взглянув на грязную сбрую, я тяжело вздыхаю. Что, черт возьми, я должна надеть? Я ни за что не надену эту штуку обратно. Я скорее умру, чем снова паду так низко. Черт возьми, при первой же возможности я поджарю это до хрустящей корочки.

Возвращаясь в свою комнату, я подхожу к шкафу и, ахнув, открываю дверцу. Он полностью укомплектован одеждой, но как?

Проходя глубже в шкаф, я рассматриваю разнообразные вещи. Платья дневные, вечерние, ночные сорочки. Здесь есть леггинсы, джеггинсы и джинсы. Спортивная одежда, бюстгальтеры и нижнее белье. Полный набор трусов вплоть до крошечных стрингов. Каждый предмет одежды, который может понадобиться девушке для любого возможного случая, был подобран, и на всех бирках написано, что они моего размера. Но самый большой вопрос заключается в том, когда, черт возьми, все это было сделано?

Он действительно что-то подсыпал мне в воду. Я бы знала, если бы кто-то доставил в мою комнату грузовик одежды. Это не быстрая работа. Все они разложены и развешаны на дорогих на вид вешалках. У кого-то это заняло несколько часов.

Интересно, мистер румынский тюремщик пожмет плечами или будет честен, если я спрошу? Относится ли он к тому типу людей, которые стыдятся своих извращенных поступков, или он сам в этом признается?

Черт. Полагаю, сейчас это не имеет значения. Я принадлежу ему, и он может делать со мной все, что ему заблагорассудится. Единственный свет в этой тьме — это знание того, что он не стал бы лично доставлять эту одежду в мою комнату и тратить время на сортировку и раскладывание ее по моим ящикам. Нет, он бы поручил об этом позаботиться одному из своих наемных помощников, и все, на что я могу надеяться, это на то, что это была маленькая пожилая леди, которую я приняла за его экономку.

По большому счету, наличие одежды ничтожно мало по сравнению с тем фактом, что мной торговали, поэтому я стараюсь не зацикливаться на этом. Полагаю, моему хозяину нравятся сытые, хорошо одетые и безупречно чистые заключенные. Может быть, грязная, изголодавшаяся секс-кукла в подвале ему все-таки не по душе.

В поисках комфорта я нахожу пару тренировочных шорт с высокой талией и такого же укороченного кроя, прежде чем просмотреть ассортимент обуви. Схватив пару белых кроссовок, я поспешно надеваю их и собираю волосы в неряшливый пучок.

Начинается "Выживание 101", и после того, как мой румынский тюремщик пообещал, что у меня будет полная свобода действий в этой собственности, я выхожу из своей комнаты, полная решимости исследовать каждый дюйм этого места, чтобы выяснить, где я могу спрятаться и куда я смогу убежать, если понадобится. Моя рука зависает на дверной ручке, и нервы сжимаются глубоко внутри. В ту секунду, когда я выхожу из своей комнаты, я открываюсь его миру. Позволяя высмеивать себя и использовать по его воле. Но если я не покину эту комнату или не воспользуюсь возможностью изучить и запомнить свое окружение, я обрекаю себя на неудачу.

Справившись с нервами, я иду вперед, открывая дверь в тишину коридора. Выбравшись наружу, я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что он пустой, не слышно даже шепота персонала, который, без сомнения, бродит по нетронутой территории отеля.

Я на втором этаже. Во время моей экскурсии прошлой ночью все, что я увидела здесь — это спальни, открытые зоны отдыха и ванные комнаты. Ничего особенного, кроме главной спальни, в которую, естественно, мне не предложили заглянуть, что, честно говоря, досадно. Мне было любопытно посмотреть, действительно ли этот массивный балкон с видом на фасад дома примыкает к главной спальне.

Все, что стоит осмотреть, находится на первом этаже, поэтому я хватаюсь за перила и спускаюсь по парадной лестнице. Тихий стук моих кроссовок по мраморной плитке почему-то звучит в этой тишине как сигнал воздушной тревоги.

Спустившись вниз, я оказываюсь в фойе, сталкиваясь лицом к лицу со швейцаром. Он смотрит на меня, прежде чем взяться за ручку двери.

— Вышли на пробежку, мэм? — спрашивает он с сильным акцентом, которого я не заметила вчера вечером.

— Я... ухмммм, — говорю я немного неловко, оглядывая фойе, ожидая, что мой мир рухнет вокруг меня. — Мне можно выйти на пробежку?

— Почему бы и нет? — спрашивает он, нахмурив брови и с подозрением наблюдая за мной.

Не зная, как реагировать и в какой ад я попаду, если выйду за эту дверь, я отхожу в сторону.

— Думаю, сначала я возьму что-нибудь перекусить, — говорю я. — Не подскажете, где я могу найти кухню?

— Конечно, мэм, — говорит он с вежливым кивком, прежде чем поднять руку вправо. — Следуйте по коридору мимо официальной столовой. Слева от вас находится зона отдыха. Поверните туда, и вы увидите кухню. Сегодня прекрасный день, возможно, вы съедите сэндвич у бассейна.

— Да, — отвечаю я с улыбкой, задаваясь вопросом, как много знает этот парень. — Звучит действительно мило. Спасибо.

С этими словами я разворачиваюсь на пятках и, следуя его указаниям, направляюсь на кухню, не торопясь, стараясь запомнить как можно больше. Я прохожу жилые помещения, официальную столовую и, как я могу только догадываться, офис, предназначенный исключительно для обеспечения безопасности. Заглядывая внутрь, я вижу множество экранов по всей стене, показывающих прямую трансляцию службы безопасности, которая фиксирует каждый дюйм территории.

Черт. Полагаю, это исключает дерзкий побег из уравнения. Кроме того, куда, черт возьми, мне идти, где он меня не найдет? Он знает мое имя, и такой человек, как он, провел бы свое расследование. Я уверена, что к настоящему времени он знает обо мне все, что только можно. Мое полное имя, адрес и номер социального страхования. Школа, в которую я ходила. Что я сдала экзамены и провалила. Какую танцевальную школу я посещала в детстве. Какому мудаку я отдала свою девственность, и на заднем сиденье какого дерьмового "Мустанга" это произошло.

Найдя кухню, я останавливаюсь и глазею на нее. Она огромная. Неоправданно огромная. Но, черт возьми, она великолепна.

Женщина возится в кладовой дворецкого, и я шаркающей походкой направляюсь к ней, неуверенная, должна ли я помочь себе сама или она должна что-то организовать для меня. В любом случае, я предпочитаю все делать сама.

— Привет, — говорю я тихим голосом.

Она резко переводит взгляд на меня, пораженная моим появлением на ее кухне.

— О боже, — говорит она, прижимая руку к груди. — Ты напугала меня.

— Извини, — говорю я, мягкая улыбка играет на моих губах. — Я не хотела тебя напугать. Я просто немного проголодалась и подумала...

— О да, — говорит она, отступая назад и приветствуя меня. — Ты, должно быть, наш новый гость. Мне сказали присматривать за тобой. Я Криста.

— Кьяра, — говорю я с легкой улыбкой.

— Рада познакомиться с тобой, Кьяра, — говорит она, и что-то загорается в ее бледно-зеленых глазах. — Я могу тебе что-нибудь принести?

— Все в порядке, тебе не нужно ни о чем беспокоиться, — говорю я ей. — Я привыкла сама готовить себе пищу.

— Я сделаю это с удовольствием, — говорит Криста. — На самом деле, я настаиваю. Это избавит меня от необходимости в сотый раз приводить в порядок эту кладовку.

— Хорошо, конечно, — говорю я, не желая никого раздражать в первый же день. — Швейцар предложил перекусить сэндвичем у бассейна, и, честно говоря, с тех пор, как эта идея пришла мне в голову, это все, о чем я была в состоянии думать.

Криста смеется.

— Один сэндвич на подходе.

Она жестом приглашает меня присесть на кухонный столик, пока она ходит за всем необходимым для чертовски вкусного сэндвича, и я с благоговением наблюдаю, как она работает. Я думала, что нескольких ломтиков сыра, может быть, помидора и огурца, положенных между двумя кусочками хлеба, будет достаточно, но она по-королевски обращается со мной.