— Поверь мне. Возможно, это заняло у меня гораздо больше времени, чем у других, но я наконец поняла, почему все так тебя называют, — Его долгое моргание говорит само за себя. — То, как ты обошелся со мной сегодня вечером — ни много ни мало в нашу первую брачную ночь — неприемлемо. Но я думаю, тебе все равно о том, как или когда ты ранишь чувства других людей, если добиваешься своего.

— То, что я сказал в машине… — Я поднимаю руку.

— Не беспокойся об этом. Во-первых, это моя вина, что я возлагаю на нас нереалистичные надежды, — Его глаза слегка сузились. Я продолжаю идти, желая раз и навсегда прояснить ситуацию. — Я никогда не делала всего этого из-за любви. Очевидно, — Неловкий смех вырывается из меня. — Я хотела помочь тебе только потому, что считала нас друзьями. И да, прежде чем ты скажешь, что никогда не хотел быть моим другом, я понимаю, что, вероятно, было глупо так думать. С тех пор я усвоила урок. — Он открывает рот, но я перебиваю его: — Я понимаю, что тоже не хочу быть твоим другом. Потому что сблизиться с тобой означает подвергнуть сомнению твои мотивы во всем, и, честно говоря, это слишком много усилий для того, кто, кажется, не любит меня в первую очередь.

АЙРИС

Я держу голову высоко поднятой всю дорогу к своей спальне. Вместо того чтобы чувствовать себя выбитой из колеи разговором с Декланом, на меня накатывает волна спокойствия. Кажется, мы наконец-то вернулись туда, где стояли друг с другом до нашей бурной помолвки. Конечно, дегустация тортов и семейный ужин могли бы стать для нас забавной сменой темпа, но это было все.

Шоу для широких масс — что-то вроде Королевского тура.

У меня уходит целых двадцать минут, чтобы распутать многочасовую прическу и макияж. Я могла бы оторвать половину ресниц от клея для ресниц, но это небольшая цена за то, чтобы наконец почувствовать себя самой собой, наконец-то.

Но когда я снимаю платье, то чуть не выворачиваю спину, пытаясь расстегнуть старинные пуговицы на спине.

— Ублюдок. — Я ворчу, поворачиваясь перед зеркалом в полный рост. Ничего не помогает, и я застреваю, глядя на свое отражение уперев руки в бока.

Ты ни за что не вылезишь из этого платья одна. Я покорно вздыхаю, проглатываю свою гордость и выхожу из комнаты.

Мой кулак, стучащий в дверь Деклана, эхом отражается от высоких потолков. Я стою и жду, когда он откроет. Давление в моей груди нарастает с течением времени. Десять секунд превращаются в тридцать, и не успеваю опомниться, как стучу снова.

— Деклан! Мне нужна твоя помощь!

Ну, это больно признавать. Если он и спал, то сейчас точно не спит. Звон дверной ручки вселяет в меня надежду, что сегодня вечером мне не придется засыпать в свадебном платье.

Теперь это удручающая мысль.

Когда Деклан открывает дверь, мне хочется бежать в противоположном направлении. При виде мускулистой обнаженной груди Деклана, выставленной на всеобщее обозрение, мое сердце начинает биться быстрее.

Я задыхаюсь от следующего вдоха.

Капли воды стекают по дюймам бледных мышц, прежде чем исчезнуть в белом полотенце, обернутом вокруг его узкой талии. У него V-образные мышцы живота, которые стрелой указывают на область, о которой я, черт возьми, не должна сейчас думать. Область, которая только доказывает, что Деклан хорошо одарен, даже когда он не возбужден.

Тепло собирается глубоко в моем животе. Мои глаза окидывают его еще одним взглядом, и мои руки чешутся дотянуться и проследить за пластом мышц, также известным как его живот.

Это не может случиться со мной. Я поднимаю глаза к его лицу, надеясь, что он пропустил мой временный упадок рассудка. Он поднимает бровь в молчаливом ожидании.

Боже мой. Он знает, что тебе нравится то, что ты видишь.

Я пытаюсь придумать ответ, но в горле внезапно пересыхает.

— Тебе нужна была моя помощь? — Он останавливается передо мной.

Его помощь! Правильно!

— Я не могу дотянуться до кнопок. — Мой голос гораздо более грудной, чем я хотела. Учитывая наш спор в машине, я могла, по крайней мере, притвориться недовольной в его присутствии.

Деклан кружит вокруг меня, как хищник. Его мышцы двигаются с каждым шагом, и я удивляюсь каким образом, мой язык не вываливается изо рта, как у собаки, когда я тяжело дышу за ним.

Он перекидывает мои растрепанные волосы через плечо, и по моей коже бегут мурашки.

Этого не должно было случиться.

Любого, у кого есть глаза, привлек бы набор пресса. Это эволюция манит нас выбрать себе пару, которая может обеспечить нас всем необходимым.

Что обеспечить? Бесконечная выносливость и оргазмы? — Отвечаю я.

— Их должна быть сотня. — Он выдергивает меня из моих мыслей, и за это я бесконечно благодарна.

Смех вырывается у меня прежде, чем я успеваю остановить его.

— Сто двадцать, если верить бабушке. — Он ворчит.

— Заходи внутрь, чтобы я лучше мог разглядеть их при свете.

Приглашение звучит невинно, но мое тело, кажется, не понимает его, когда Деклан ведет меня в свою комнату к лампе на прикроватной тумбочке.

— Позволь мне одеться.

Пожалуйста, не надо.

Какое бы выражение ни было у меня на лице, уголки его губ приподнимаются.

— Я вернусь через секунду. — Он идет к своему шкафу, но в последнюю секунду оглядывается через плечо.

Мои щеки пылают от того, что меня застукали глазеющей на него. Он поднимает бровь.

— Невежливо пялиться.

— Тогда не ходи голышом. Проблема решена.

Дерзкая девочка.

Он качает головой и входит в свой шкаф, не удостоив меня еще одним взглядом.

Я нахожу минутку, чтобы осмотреть личные вещи на его тумбочке. Потрепанный экземпляр «Великого Гэтсби» с пятью разными липкими заметками, торчащими из пожелтевших страниц, аккуратно выстроился рядом с пультом от телевизора. Мои глаза расширяются при виде маленького кактуса, который я купила ему два года назад в качестве рождественского подарка.

— Боже мой. Он все еще жив? — Я протягиваю руку и хватаю крошечный горшок «Не будь придурком».

— Я могу позаботиться о кактусе. — Я вздрагиваю при звуке его голоса.

— Но прошло уже два года! — И он держит его на своем ночном столике. У меня не хватает наглости спросить его, почему это так, хотя это желание сильно меня возбуждает.

Он заставляет меня замолчать, проводя пальцем вниз по позвоночнику, рядом с сотней пуговиц цвета слоновой кости. Горшок в моей руке дрожит, когда его горячее дыхание касается моей шеи. Мою кожу покалывает в ответ, и я ставлю горшок на стол, чтобы скрыть, как дрожат мои руки от его близости.

Он начинает с верхней пуговицы, но безуспешно. Его разочарованное ворчание заставляет меня рассмеяться.

— Ты думаешь, это смешно? — Я снова хихикаю, когда он снова соскальзывает.