Он снова улыбался. Какая злобная, хищная ухмылка! Он играл со мною, точно кот с мышкой.

И я ненавидела его за это. Как глубоко я его ненавидела!

Он не был моим отцом. Он был предателем, ни больше ни меньше. И я заставлю его ответить за то, что он сделал с моей матерью и моими близкими. Матери он разбил сердце, а нас с Люсифером запер в холодной камере, отняв у нас свободу.

Хуже всего, однако, было то, что он начал войну ценою в сотни жизней. Он убил законного короля Трансаки, поработил чужую страну и пытал тех, кто отказывался встать на его сторону.

И все это было лишь местью человека, который не смог пережить того, что его бросили.

Аван труслив и жалок. Он искупит свои ужасные преступления. Я была готова убить его и расчленить – здесь и сейчас.

С гневным воплем я снова выбросила клинок вперед. Аван парировал мой удар, и от лязга металла о металл у меня зазвенело в ушах.

– Но-но! – усмехнулся он. – Расслабься, девочка!

Он хотел разозлить меня, заставить выйти из себя. Тогда я стану небрежной и сделаю какую-нибудь глупость.

Что ж, этого он может ждать до завтра. Я буду играть в его собственную игру – и ударю в тот момент, когда он будет менее всего к этому готов.

– Потребовалась немалая сила убеждения, чтобы переманить Сатандру на нашу сторону, но в конце концов план сработал, – торжествующе сказала я, пока мы продолжали кружиться. Разговаривая и двигаясь, я не переставала наблюдать за каждым движением Авана. Я смотрела, как он, чуть скрещивая, переставлял ноги, как слегка наклонялся вперед, как постоянно переводил взгляд с моего лица на мой меч. Он нервничал, хотя и неплохо это скрывал.

Я была лучше него, и он это знал. Я могла его победить.

Я непременно выйду победительницей из этой схватки.

– И что вы пообещали Фрейе, чтобы та встала на вашу сторону? – с искренним интересом осведомился Аван.

– Что мы оставим ей Трансаки, когда выиграем войну, – твердо ответила я.

– Ты имеешь в виду: если вы выиграете войну, – возразил Аван. На губах его вновь заиграла глумливая усмешка. – На данный момент дела ваши обстоят, прямо скажем, так себе.

Я была не настолько глупа, чтобы серьезно отнестись к его намекам и оглянуться по сторонам.

– Неплохая попытка, – издевательским тоном сказала я. – Чтобы отвлечь меня, однако, тебе придется придумать кое-что получше.

Я заставила себя надменно улыбнуться – но Аван внезапно посерьезнел.

– Тамара, я не хочу причинять тебе боль, – медленно сказал он, и мне показалось, что в голосе его я услышала страдание. – Ты – моя дочь, и…

– Именно! – горячо перебила я его. – Я – твоя дочь, и мы дошли до того, что теперь бьемся друг с другом на поле брани, заваленном трупами! А теперь ты вдруг хочешь сказать, что не желаешь причинять мне боль? Что ты всего этого не хотел? Серьезно, отец? Ты заставил страдать мою мать, моих брата и сестру, моего лучшего друга и сотни невинных людей, не говоря уже обо мне самой, – а теперь ты заявляешь, что не желаешь причинить мне боль? Что ж, думаю, что для сожалений и извинений уже слишком поздно!

Последнюю фразу я буквально выплюнула ему в лицо.

– Твоя мать не послушала меня и изгнала меня из своей жизни, – спокойно ответил Аван. – И все только из-за того, что я сам желал воспитать своего третьего ребенка. Ей не следовало выгонять меня. Ты ведь, в конце концов, и так стала воительницей.

В его словах прозвучала горькая ирония.

– Так и уступил бы ей! – крикнула я. – Если ты и так знал, что я стану тем, кем являюсь сегодня, и без твоего воспитания, тебе надо было уступить!

Меня не волновало, услышал ли он отчаяние и смятение в моем голосе. Времени подумать об этом у него все равно не осталось. Мы достаточно поговорили.

Я устала от его игр. Несмотря на мое намерение оставаться спокойной, ему удалось меня разгневать. Тем не менее в гневе я не стала беспечной. Я училась у лучших из лучших.

Аван не сможет победить меня. Я сосредоточусь на методах Люсифера и превращу свой гнев в неудержимую силу.

Прыгнув вперед, я вновь подняла меч, но Аван вновь умело увернулся от моего удара. Как ни странно, он пока не удосуживался атаковать меня, а лишь парировал мои удары. Нет, так мне его не победить. Его защита была безупречной.

Что ж, это можно изменить. Нужно просто отзеркалить ситуацию и разозлить его. Вот и посмотрим, действительно ли Аван настолько невозмутим, как хочет казаться.

Я подумала, не стоит ли напомнить ему о двух других его детях; в конце концов, Тесса и Леандер тоже оказались на этом поле брани исключительно из-за него. Они дрались наряду с обычными солдатами, как и я сама, – и, если с ними что-либо случится, вся вина за это ляжет на него.

Но Аван определенно знал об этом, иначе он не пошел бы на войну с нами. Ему казалось безразличным, случится что-либо с его детьми или нет. Отличный отец, что и говорить!..

Что ж, если дети не настолько важны для него, чтобы вернуться в Трансаки и не выставлять себя жестоким ублюдком, тогда на ум мне приходило лишь одно его слабое место. Причина этой войны – его давно лелеемая в мечтах месть моей матери.

Это был мой последний козырь, и разыграть его следовало с умом.

Я тщательно обдумывала, какие слова подобрать, какую резкую интонацию придать каждому сказанному предложению. Иногда правильно выбранные слова были смертоноснее самого острого лезвия.

– Знаешь, – выдохнула я, – мама мне вчера рассказала, каким ужасным было для нее проведенное с тобою время. И что прогнать тебя со двора стало хорошим решением.

– Ты лжешь! – прошипел Аван сквозь стиснутые зубы, парируя мои мощные удары.

– Вовсе нет, – ответила я с фальшивой невозмутимостью. – Она просто в восторг пришла, когда заговорила о том, как от тебя избавилась.

– Нет, – выдохнул Аван.

Я лишь многозначительно посмотрела на него.

– Знаешь, я думаю, что она тебя просто использовала. Ты был сильным и здоровым, и она знала, что ты подаришь ей прекрасных детей. После трех успешных родов ты ей оказался больше не нужен. – А теперь – решающий выпад, Тара! – Ты ничего для нее не значил. Совершенно ничего.

Дело было сделано. Я добилась своего.

Безупречное лицо Авана побагровело, и он с воплем ярости ринулся вперед и ударил по моему мечу своим. Клинки наши скрестились с такой силой, что я покачнулась и сделала пару шагов назад. Аван, не давая мне собраться с силами, снова пошел в атаку – однако за последние несколько минут я изучила его достаточно хорошо и знала, что мне надлежит делать.

Я зеркалила его защиту. Широко расставив ноги, я уперлась пятками в землю и защищалась левой рукой. Снова и снова его клинок лязгал о мой – но каждый раз я либо уклонялась от его ударов, либо их парировала.

Чтобы не вести схватку слишком уж нарочито пассивно, я также несколько раз переходила в атаку – но без особого энтузиазма. Авану следовало бы думать, что влажность, жара и его мощные необузданные выпады с каждым разом ослабляют меня. На самом деле пот выступал на лбу именно у него; он задыхался, как будто только что бежал сюда всю дорогу из своего трансакийского замка.

Я позволила ему еще некоторое время повыдыхаться, а затем почувствовала, что и мои собственные силы потихоньку убывают. Пришло время отказаться от защиты и перейти в атаку.

Я парировала его следующий удар, направленный мне в живот, а затем атаковала его несколько сильнее, чем раньше. Аван умело отразил мой удар, направленный в его левую ногу. Все его внимание было сосредоточено на моем мече, и поэтому он не заметил, как я медленно вытащила из оружейного пояса свой последний нож.

С гневным криком я вонзила острое лезвие ему в бедро:

– Это тебе за мою семью!

Аван застонал и попытался сделать шаг назад, но я схватила его за ногу, снова размахнулась – и во второй раз вонзила нож ему в бедро, на этот раз немного глубже: