– Это за Люсифера!

В моей улыбке не осталось ничего человеческого. Я третий раз подняла руку – и воткнула окровавленный нож отцу в ногу по самую рукоять, прошипев:

– А это за меня!

Аван заревел по-звериному. Я услышала, как хрустнули кости.

Я отпустила его, и он, спотыкаясь, остановился в нескольких футах от меня. Его штаны были разорваны в трех местах, и из ран текла густая кровь.

Я вдруг осознала, что не испытываю того удовлетворения, на которое надеялась. Я молча смотрела на него. Он с ненавистью смотрел на меня.

Аван был не настолько глуп, чтобы не понимать, что с раненой ногой у него нет против меня ни единого шанса. Он отдавал себе отчет в том, что скоро умрет. Как легко было бы подойти теперь к нему, поднять свой меч и принести ему заслуженную смерть!..

Но я замешкалась на одну секунду. Столь долгую и судьбоносную секунду.

Развернувшись, Аван заковылял от меня прочь так быстро, как только мог.

Время утекало сквозь пальцы. С каждым шагом Авана шансы догнать и убить его уменьшались.

Я словно вросла в землю. Я просто стояла на месте, переводя взгляд от залитого кровью ножа к отцу и обратно – и позволяя ему сбежать.

Лишь через некоторое время мне удастся понять, какую ужасную ошибку я совершила в этот момент. Уже вторую такую ошибку за сегодняшний день.

Я должна была убить его, этого человека, который причинил такую боль огромному количеству людей, включая и меня саму. Но я… Я не смогла.

Несмотря на то, что сделал Аван, он все еще был моим отцом. Его кровь текла в моих жилах.

Я провалила экзамен на зрелость. Теперь было уже поздно.

Слишком поздно.

Резаная рана на моей правой руке все еще кровоточила – и, если не остановить кровотечение в самое ближайшее время, я наверняка потеряю сознание. Вздохнув, я оторвала полоску ткани от своей туники и осторожно обернула ее вокруг предплечья. Большего я на данный момент сделать не могла.

Однако, пока я завязывала узел, ко мне сзади незаметно приблизился вражеский солдат. Я обернулась, услышав его шаги за своей спиной, – и опоздала.

Лезвие меча задело меня по ноге, оставив еще один глубокий порез. Мне пришлось напрячь все мускулы в раненой ноге, чтобы она не подогнулась.

Бросив солдату в лицо жуткое проклятие, я покрепче ухватила свой меч, выбила оружие из его руки, а затем воткнула клинок ему в подмышку, не прикрытую доспехами. Глаза моего врага расширились от ужаса. Я на мгновение позволила клинку отдохнуть в его истерзанной плоти, прежде чем снова резко выдернуть его. Мужчина рухнул на землю, точно куль с картошкой. Он был мертв.

Вытерев его кровь о траву, я снова огляделась. Вражеские солдаты на меня больше не нападали – и вообще невредимых воинов с обеих сторон осталось немного. Вся просека была усыпана трупами, и в нос мне шибанула ужасная вонь от крови и железа. В желудке ухнуло, и меня чуть не вырвало.

Я не знала, сколько времени прошло с начала битвы, и не видела солнца, все еще скрытого за темными облаками. Казалось, духота даже усилилась. Пот ручьями стекал по моим вискам и спине.

Я сосредоточилась на выживших. Казалось, Аван был прав в своем предположении; его людей осталось больше, нежели наших. Солдаты Трансаки по-прежнему превосходили нас, несмотря на поддержку Сатандры. Ситуация казалась безнадежной.

Мне нужно было броситься в бой и спасти то, что еще можно было спасти, – но сначала я собиралась снова найти отца. Я позволила ему сбежать, чтобы залечить собственные раны – но теперь, увидев, как мало наших солдат еще держатся на ногах, готова была снова встретиться с ним лицом к лицу. Возможно, трансакийцы выбросят белый флаг, когда увидят смерть своего предводителя.

Я лихорадочно оглядывалась по сторонам. Ну, где же ты?..

Наконец я обнаружила Авана – и лишь в этот момент полностью осознала всю меру своей ошибки, всю судьбоносность своих родственных колебаний.

Отец стоял в паре десятков ярдов от меня – с мечом, занесенным над моей матерью.

Мать распростерлась перед ним на траве, умоляюще подняв руки. Она что-то шептала – видимо, просила пощады. Вокруг лежали трупы ее телохранителей.

Я не могла пошевелиться, не могла даже вскрикнуть. Окаменев, я стояла и взирала на происходящее. Впрочем, даже если бы я рванулась к ней, то никак не успела бы добраться до нее вовремя.

Я не могла спасти собственную мать. Теперь было уже слишком поздно.

Аван что-то говорил ей, но находился слишком далеко от меня, и я не разбирала слов. Мне еще удалось увидеть злобную ухмылку на его лице и безумие в его глазах, прежде чем он вонзил свой меч прямо в сердце моей матери. Королевы Лунарии. Прямого потомка Богини Света.

Последний пронзительный крик сорвался с ее губ. Яркий свет ее глаз погас, словно догоревшая свеча.

Что-то сломалось во мне.

Это я несла ответственность за произошедшее. Если бы я наказала Авана раньше, моя мать осталась бы жива, как и ее телохранители.

Я была трусихой. Глупой, слабой трусихой. Мать погибла из-за моей трусости.

Аван, казалось, тоже лишь сейчас осознал, что наделал. Меч скользнул на траву, и король, словно не веря собственным глазам, посмотрел на свои дрожавшие руки. Там, где раньше я читала на его лице лютую ненависть, дикое безумие и отчаянное желание мести, теперь осталась одна лишь боль. Упав на колени рядом с моей матерью, он прижал руки к кровоточащей ране прямо над ее сердцем.

Теперь он раз за разом, как заклинание, произносил ее имя. Я могла прочитать это по его губам.

– Сайя! – всхлипывал грозный король Трансаки. – Сайя! Сайя!

Как будто это ее вернет!..

Аван, казалось, и сам понял наконец безнадежность своих попыток – и оторвал руки от тела матери. Они были залиты кровью. Все еще не в силах пошевелиться, я смотрела, как он наклонился и в последний раз поцеловал мою мать в губы.

Все тщательно выстраиваемое годами равнодушие Авана исчезло. Остались лишь боль, пустота и любовь. Хотя он все эти годы думал, что похоронил свои чувства под испепеляющей жаждой мести, они никогда не исчезали полностью. В конце концов, он продолжал любить мою мать все это время.

«Вот почему мне с такой легкостью удалось вывести его из себя, – отрешенно подумала я. – Неужели он сорвался именно после этого?..»

А теперь мать была мертва. Он убил ее.

Стрела, почти бесшумно прошипев в воздухе, пронзила сердце отца. Аван умер, не произнеся ни звука. С широко раскрытыми от ужаса глазами он рухнул на землю рядом с моей матерью. Когда смерть – наконец-то!.. – нашла его, его рука сжимала ее руку.

Я не знала, что чувствую. Облегчение? Печаль? Ужас? Наверное, жуткую смесь всех этих чувств.

Я не могла оторвать глаз от мертвых тел своих родителей. Этот трагически-абсурдный образ подходил скорее монументальному полотну, нежели ужасному полю битвы. Два трупа с переплетенными руками, из сердец которых вытекала кровь. Мертвые монархи, потухшие в своем сиянии, потерянные для этой жизни, словно их никогда и не было на свете.

Два некогда любивших друг друга сердца. Два смертельных врага. Король и королева.

Тесса стояла на небольшом возвышении в нескольких ярдах от меня. Ее лук все еще был поднят. Лицо ее было искажено гримасой неизбывной ненависти. На нем не было ни малейшего следа того отчаяния, которое я испытывала сама – и которого ожидала и от нее.

Эта битва изменила каждого из ее участников и участниц.

Внезапно я осознала, что сестра моя здесь и сейчас перестала быть той высокомерной девушкой, которой была раньше.