Он расслабился рядом со мной и провел рукой по моему животу.

— Как думаешь, за этими воротами есть люди, которые смотрят на те же звезды, тоже желая сбежать от своей жизни? — спросила я его.

— Не все знают, как плохо может быть, — ответил он.

— Мы знаем, — сказала я.

— Почему ты говоришь «мы», Амелия? — спросил Чарли. — Ты должна быть сейчас в университете и наслаждаться жизнью. А вместо этого наблюдаешь, как мучаются и умирают твои люди. Вдобавок ко всему, ты тоже страдаешь.

— Чарли, никто из нас не хочет быть здесь. И это главное. — Однако я сомневалась в правдивости своих слов. Я потеряла маму, папу и, скорее всего, Якоба. Кроме этих страданий, мне приходилось работать по пятнадцать часов в день, и времени на размышления не оставалось. Это оказалось для меня благословением. Однако в тот момент я почувствовала, что все рушится. Когда Чарли уйдет, у меня не останется ничего... и никого...

— Ты в порядке? — спросил он, заметив, что я смотрю мимо него в темноту.

— Нет, не в порядке, — призналась я.

Чарли наклонился ближе, рассеянно поглаживая пальцем мою щеку.

— Ты прекрасна.

— Мне страшно представить, как я выгляжу, — возразила я.

Он тихонько рассмеялся, как будто мое беспокойство по поводу внешности звучало смешно.

— Я вижу два глаза, с надеждой смотрящие на жизнь, идеальные губы, привлекшие мое внимание с того дня, как я впервые встретил тебя, и женщину, в каждом шаге которой чувствуется решимость. Твоя красота естественна, и она отражает все, что есть в тебе. Ты потеряла свою семью, но твоя сила невероятна. Каждая частичка тебя пленяет меня. Ты — все, что есть совершенного и прекрасного в этом мире.

Мягкий хруст грязи под нами отозвался щекоткой в ушах, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня в шею, от чего по позвоночнику пробежали мурашки. На мгновение замерев, посмотрел на меня с вопросом в глазах, и я ответила, обхватив его руками за шею, а затем притянула к себе.

Он безостановочно ласкал меня, оставляя тепло на каждом сантиметре кожи. Его прикосновения были нежными и осторожными, не похожими на те сцены, которые то и дело происходили в моем бараке. Я невольно наблюдала за тем, как над женщинами издеваются и берут их против воли, и при этом они кричат от боли. Им не давали выбора, чтобы сказать «нет». Нам сообщали, что нацистам нужно, и мы должны были подчиняться или страдать от последствий. Я работала так много часов и старалась всеми возможными способами держаться подальше, что мне как-то удалось избежать гнева их неумолимых атак.

— Все хорошо? — шепотом спросил Чарли, прикоснувшись губами к моему уху.

— Да, — ответила я, затаив дыхание. Он немного повозился со своей одеждой, освободился и задрал мое платье выше талии. Мое сердце колотилось, я боялась почувствовать ту боль, которую испытывали другие женщины. — Я никогда раньше не была с мужчиной. — Мне показалось, что я должна сообщить ему об этом. Я как будто ушла из дома юной девушкой, а за время, проведенное здесь, превратилась в женщину, которая видела слишком много.

Он улыбнулся в ответ на мое признание, и поцеловал в губы, отвлекая от всех мыслей, в то время как новые ощущения заставили меня широко раскрыть глаза. Чарли двигался во мне осторожно, не торопясь, доказывая, что его действия продиктованы любовью, а не чем-то другим. Поначалу мне было больно, но не настолько, чтобы все прекратить. Я некоторое время наблюдала за его лицом — за тем, как он прикрывает глаза, как растягивает губы, отдаваясь тяжелому дыханию. Падающая звезда на небе ненадолго отвлекла мое внимание, а затем по телу, как ток, пронеслось удовольствие, заставшее меня врасплох. Инстинктивно я обхватила руки Чарли, нуждаясь в якоре, который удерживал бы меня на земле, потому что с каждым движением маленькая частичка меня таяла в почве под нами. Мои тяжелые веки сомкнулись, отгородив меня от мира, и я представила себе самый красивый закат, растворяющийся в кристально чистой воде. Именно это я и чувствовала — шум волн, набегающих на песчаный берег, подхваченный приливом, который уносил меня все дальше и дальше, пока я совсем не потерялась среди моря.

Все мое тело залило приятным теплом, и я поняла, что впилась ногтями в руки Чарли так сильно, что, возможно, поранила его. Однако он, похоже, этого не заметил. Он был слишком занят тем, что смотрел на меня обеспокоенным взглядом.

— Ты в порядке?

— Это было потрясающе, — сообщила я ему. —Ты удивительный.

Он шумно выдохнул и опустил голову мне на грудь.

— У нас навсегда останется эта ночь, Амелия, — сказал мужчина, и мои мысли мгновенно вернулись к опасениям, что Чарли покинет меня уже утром.

— Не говори так, — попросила я его.

— Теперь нам больше не придется гадать, — продолжил он.

— Чарли! — я еще раз отругала его.

— Я должен быть честен с самим собой, Амелия.

— А мне нужно, чтобы ты сохранял оптимизм, — возразила я в ответ.

Он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание, и я обхватила его руками, прижимаясь со всей силой, пока мне не стало трудно дышать в наших объятиях. Возможно, если бы слезы оставались для меня естественной эмоцией, это был бы один из немногих случаев, но я забыла, как давать волю слезам. Плач перестал ощущаться как непроизвольная реакция на человеческие эмоции. Мне приходилось приучать свое тело делать то, что необходимо для выживания. Монстры, убивавшие ради собственного развлечения, лишили меня человечности.

Чарли привел в порядок себя и свою форму, затем вернул мое платье на место. Он помог мне подняться на ноги и переплел свои пальцы с моими.

— Я хочу держать тебя за руку. Хочу идти бок о бок с тобой и заявить всему миру, что ты моя, что мы вместе, и моя душа ожила.

— Мы не живем в таком мире, — напомнила я ему. — Мы — тайна, которую никто не поймет и не примет, но мы и живое доказательство тому, что не все в жизни может быть под контролем определенных людей.

— Я думаю, что это одна из битв, которую мы выиграли в этой уродливой войне, Амелия.

— Вернись ко мне, — попросила я его. — Пожалуйста.

— Если я не... — начал он. Мне не нравилось, к чему Чарли клонит, но я позволила ему сказать то, что он хотел, поскольку не могла отрицать происходящее. — Выживай как можно дольше, сражайся, не переставая, и, если эта чертова война когда-нибудь закончится, я хочу, чтобы ты бежала отсюда как можно дальше. Никогда не оглядывайся назад. Начни все сначала, исполни свои мечты и живи так, как ты заслуживаешь жить.

— Похоже, на твои последние слова, — прошептала я ему, когда меня начало трясти.

— Если это так, ты должна принять их, — отозвался он.

Я знала, что обязана сказать ему свои последние слова на тот случай, если это наша последняя встреча.

— Я хочу, чтобы ты поступил в университет и стал бизнесменом. Надень костюм, расправь плечи и высоко держи голову. Найди женщину, которая заставит твое сердце биться, заведи семью, люби своих детей больше, чем себя, и отвези их туда, где они смогут без устали бегать по лугам с цветами. Дай им право быть собой — свободу, которой у нас не было.

— Я не представляю, как смогу быть счастлив без тебя, — печально произнес он.

— Не делай это своими последними словами, — прошипела я сердито.

— Хорошо. Я люблю тебя, Амелия.

Я смотрела на него долгую минуту, зная, что не могу сказать ему то же самое. Не могла сказать ему, что люблю его, хотя и любила. И все еще верила, что тогда он больше не вернется.

Я приподнялась на носочки, прижала ладони к его щекам и поцеловала его со всей страстью, на которую была способна.

— Пусть мир хранит тебя, где бы ты ни был, — прошептала я, задыхаясь, когда одна слезинка вырвалась из бесплодной пустыни моих эмоций. — Прощай, мой Чарли.

И это были мои последние слова, обращенные к нему.

Напрасные слова.

Я побежала так быстро, как только могли нести меня ноги, и тихонько прокралась обратно в свой барак, где свернулась клубочком на тонком матрасе. Я чувствовала себя так, словно в глубину моего сердца и души вонзился нож — боль была настолько глубокой, что пронзала каждую вену и клетку моего тела. Я знала, что уже никогда не буду прежней, но, по крайней мере, могла утешиться, помня, что среди множества ужасных людей был один хороший.

Все же человечность не утрачена полностью.

Эмма