Дневник валится из моих ослабевших рук и падает на стол. В груди нарастает напряжение, и я задыхаюсь, тихо сидя за столиком в центре «Старбакса».

— Я так и думал, что найду тебя здесь сегодня, — заявляет Майк, нависая над столиком со сложенными на груди руками.

Прошло всего два дня, но мне кажется, что целый год с тех пор, как я видела его в последний раз. За эти два дня многое изменилось. Моя жизнь превратилась в лабиринт, из которого я не знаю, как выбраться. Не знаю, в какую сторону идти, налево или направо, и в мыслях полный бардак.

— Что ты здесь делаешь? — остается надеяться, что он пришел не за тем, чтобы устроить сцену.

Чарли ушел. Бабушка потеряла всех. Как жизнь может быть такой жестокой?

Майк что-то говорит, но мои мысли витают где-то в другом месте, погруженные в прощание, в котором я даже не участвовала. Последнее, что она сказала Чарли, было «прощай». Он признался ей в любви, а она не смогла ответить ему тем же, хотя и любила его. Как ужасно грустно.

— Земля — Эмма, — взмахивает рукой перед моим лицом Майк. — Что это вообще такое? — он указывает на дневник, как будто это обычная газета, полная сплетен о знаменитостях.

— Ничего, — говорю я ему, убирая дневник со стола.

— А мне кажется, что это не пустяк.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

— Ты получила мое письмо?

— Получила, — спокойно отвечаю я, игнорируя его присутствие, пока перекладываю вещи в сумке, чтобы освободить место для дневника.

— И? — продолжает он.

— Кто написал его для тебя? — не могу поверить, что все-таки спросила его об этом. Не то чтобы Майк этого не заслуживал, но мысль о посторонней помощи пришла мне в голову раньше, и, видя, как он ведет себя сейчас, я почти уверена, что кто-то подсказал ему, что написать. Или так, или он набрал в поисковике «как вернуть бывшую».

— Серьезно?! — восклицает он.

— За шесть лет ты ни разу не сказал ничего настолько глубокомысленного, а потом, ни с того ни с сего, после сообщения, что с меня хватит, ты написал письмо, которое звучит так, будто оно пришло от другого человека. И теперь я должна упасть на колени и забыть обо всем? — я гадала, когда же мой гнев и ярость настигнут меня. Они копились внутри, переливаясь, как раскаленная лава, поверх миллионов эмоций, которые вызывал дневник бабушки.

— Разве ты никогда не слышала поговорку «Что имеем не храним, потерявши плачем»? — нагло спрашивает он. Я не знаю, намекает ли Майк на меня, или сам так думает, но в любом случае мне все равно.

— Да, Майк, и по какой-то причине я не понимала, чего мне не хватает, пока не ушла от тебя. — Остроумные ответы — не мой конек, но в кои-то веки слова вырвались, когда надо, а не час спустя, наедине с собой, в раздумьях над тем, что следовало бы сказать.

Он наклоняется вперед, упираясь ладонями в столешницу.

— Шесть лет, Эмма. Мы сможем разобраться с этим дерьмом. — Это все, чем я была для него. Дерьмо.

— Майк, почему ты так сильно хочешь быть со мной? Что во мне такого, из-за чего так важно оставаться рядом?

Я откидываюсь на спинку стула, прижимая к груди свою сумку.

— Я люблю тебя, — заявляет Майк.

— Ты не знаешь, что такое любовь, — парирую я.

— О, а ты знаешь?

Я крепче сжимаю руки вокруг сумки.

— Да, но не на собственном опыте.

— Ладно, ладно, хорошо, чего ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я устроил здесь сцену? Встал на колени и молил о прощении, умолял принять меня обратно? — одна мысль о том, что он это сделает, вызывает у меня тошноту. Майк настолько взвинчен, что я легко могу представить, как он делает что-то настолько глупое и жалкое. Лучше не задаваться вопросом, почему мне потребовалось столько времени, чтобы порвать с ним. Не стоит затевать этот разговор. Я должна была поступить правильно еще много лет назад.

Делаю глоток своего остывшего кофе, чтобы передохнуть и дать себе время собраться с мыслями.

— Что я хочу от тебя... так это уйти. Хочу, чтобы ты забыл обо мне. Хочу, чтобы ты понял, кто сделает тебя счастливым, потому что совершенно ясно, что я не тот человек, который тебе нужен, а ты точно не тот человек, который нужен мне.

Майк поджимает губы и резко выдыхает через нос.

— Ты ошибаешься, — цедит он. — Я хочу быть с тобой, Эмма.

Я опускаю взгляд на свой стакан, задерживаясь на картонной втулке из вторсырья. Неужели я совершаю ошибку? Майк — мое великое испытание? Неужели я должна терпеть, проходить через это и копать, пока не найду в нем то хорошее, что даст нам обоим счастье на всю жизнь? Отношения, конечно, не должны быть такими трудными, но любовь не знает границ.

— Эмма, — снова говорит он, мягко опуская руку на мое запястье. — Пожалуйста, дай мне шанс показать тебе, что я могу быть лучшим мужчиной.

Я заставляю себя посмотреть на него, заглядывая в его темные глаза и пытаясь найти в них ту часть, которая когда-то так сильно меня привлекала. Я уверена, что она должна быть где-то там. Его брови подрагивают, а лоб покрывается морщинами, он умоляет без слов, заставляя меня чувствовать себя виноватой без причины.

Потратив несколько лишних секунд, чтобы по-настоящему взглянуть на него — мужчину, которому я признавалась в любви, — и не могу найти в нем ни одной черты, способной вызвать у меня хоть какие-то эмоции, кроме дрожи.

— Я не могу, — твердо говорю ему.

— Черт, Эмма, — громко кричит Майк, заставляя свой голос эхом отражаться от стен этого маленького кафе. — У тебя кто-то есть, или что?

— Ты спрашиваешь, есть ли у меня кто-то, когда сам признался в изменах?

— Да, я спрашиваю, есть ли у тебя кто-то еще, — упорно повторяет он.

Я не уверена, можно ли считать короткое присутствие Джексона в моей жизни кем-то еще, но за то время, что мы знакомы, он предложил мне больше, чем Майк за все шесть совместных лет. Джексон — хороший человек, и он открыл мне глаза на мир, о существовании которого я даже не подозревала.

— Да, Майк, есть кто-то еще. — Я беру свой телефон и нажимаю на дисплей, чтобы проверить время. — На самом деле, мне нужно идти, чтобы принять душ и переодеться для свидания с ним сегодня вечером.

Майк оглядывается по сторонам, как будто я рассказала анекдот, который могли услышать и другие.

— Свидание? — цинично усмехается он.

— Да, понимаю, тебе незнакома концепция проведения времени наедине с человеком, которого ты якобы любишь, но некоторые люди все еще практикуют древний метод ухаживания.

— Ухаживания? — удивляется он, запрокидывая голову назад.

— Забудь об этом. — Я встаю с сумкой и ноутбуком, готовая уйти от него как можно дальше.

— Значит, все серьезно? — уточняет Майк. Очевидно, я не выразилась достаточно ясно. У меня всегда была одна конкретная черта, которую нельзя переступать, и я четко ее обозначила. Я не буду мириться с изменами. Папа столько раз изменял маме, прежде чем она уличила его, и как только она это сделала, он исчез из нашей жизни, словно мы никогда не были для него важны. Я бы ни за что не стала мириться с этим так долго, как она, или вообще, если уж на то пошло.

— Это конец, — подтверждаю я. Плечи Майка опускаются в знак поражения. — В следующий раз не изменяй своей любимой девушке. Относись к ней так, будто она важна для тебя. — Я обхватываю его за шею и быстро обнимаю. — Прощай, Майк. — Как могли мои последние слова Майку быть такими же, как последние слова бабушки Чарли, и в то же время иметь такой разный смысл? Такого быть не может. Чарли гораздо важнее. Я знаю это.

Направляюсь к двери, потрясенная сценой, которую устроил Майк.