— Даже за грузовик элитного виски, которое не стыдно подать к столу президента? — лукаво посмотрел Соломон.
— Два грузовика отличного виски — это будет минимальная плата за эту работу.
— Вы выкручиваете мне руки! Но там не будет никаких сложностей. Это наш старый склад…
— … И вы хотите сбить конкурентов со следа. Да-да, я уже понял Ваши схемы. Мол, появилась третья сила, которая вставляет палки в колёса и еврейской и итальянской мафии.
— Именно так, — щёлкнул пальцами старый пройдоха, и уважительно посмотрел на меня.
— Вы затеяли очень опасную игру.
— Поверьте! Это согласовано наверху, — и Соломон поднял палец, — Мне дали добро на это дело…
Но я возразил:
— Вы не поняли. Тут есть загвоздка. Полиция, мафия, всё равно. Искать будут конкретно НАС, Соломон Михайлович. Поэтому напрашивается вопрос: а зачем мне всё это? Пустой риск в качестве услуги тем, кто даже не узнает, кому они должны, кроме Вас? Давайте договоримся на ста двадцати ящиках виски.
— Шестьдесят, — тут же начал торговаться аптекарь.
— Восемьдесят. Чтобы не сильно грузить наши машины. Я не хочу гонять их полупорожними. Плюс, с Вас наводка на постоянный канал сбыта. Без процентов, — покачал я головой.
— Идёт, — тяжело вздохнул Соломон, — Что же Вы со мной делаете, молодой человек?
— Обычно я просто стреляю, — хищно оскалился я.
Если уж взялся изображать жестокого гангстера — партию надо доигрывать…
Глава 19
Приезжайте к нам, в Чикаго!
Грузовичок медленно катил по разбитой дороге. Свет фар вырывал на поворотах густые лапы елей, склоняющихся над тем, что когда-то было подобием асфальта. Даже не верится, что спустя время, это станет одной из главных магистралей Великих озёр и тут будут широкие автобаны, забитые машинами, несущимися туда и обратно в Канаду. Сейчас, если высунуться из кабины и прислушаться к ночной тишине, то кроме фырчания нашего двигателя можно было услышать треск стволов деревьев да уханье Виргинских филинов, которые расселились по всей Северной Америке в великом количестве.
Справа показался старый дорожный знак «До Хантинг-Пойнта 5 миль». Заржавленный столб с пожелтевшей от времени табличкой специально не убирали. Хотя его тут не должно было быть уже лет десять? по словам Соломона Михайловича. Он же нам и объяснил, как ехать такими дорогами, чтобы не нарваться на патрули.
Через сто метров после знака был искомый, никак не обозначенный поворот. Его можно было и не заметить в ночи, но Мишка ехал медленно, и мы засекли и «специальный знак» и ответвление от дороги.
Лапы елей тут опускались низко, вместо хоть какого-нибудь покрытия под колёсами — обычная грунтовка с весьма хорошей накатанной колеёй. По тенту скребли плохо растущие и поломанные ветки: все говорило, что тут частенько катаются грузовые авто, наподобие нашего. Эту дорогу старательно не замечали ни местный шериф, ни его помощники, ибо она приносила им приличную «добавку» к зарплате.
Мы медленно ехали минут десять, молча, вглядываясь в темноту и сжимая дробовики в руках. Мишкин револьвер лежал у него на коленях.
Когда впереди, между деревьев замелькали огни, я попросил Рощупкина остановиться, вылез из «Шеви», постоял немного на подножке, слушая ночь, а затем спрыгнул на землю, хлопнув за собою дверцей. Закинул дробовик за спину и пошёл по направлению к лагерю винокуров.
Метров через пятьсот, среди крон уже реже растущих елей даже в темноте я увидел, как в небе реет слабая струйка. Днём тут над лесом сизый дым, скорее всего, стоит столбом. С одной стороны хорошо, что мы не поехали в незнакомую общину каких-нибудь мормонов. Там могли быть и ненужные принципиальные зеваки, которые своих не сдадут, а залётных бутлегеров — запросто. С другой — места тут глухие и порядки жёсткие. Следовало остерегаться.
Меня заметили раньше, чем я увидел хоть одну живую душу. Калитка в широких воротах, к которым шла колея, отворилась и выпустила наружу долговязого мужчину в прохудившемся полушубке. Высокие сапоги, защищающие от местной грязи, старые военные брюки. На плече лежит двустволка. В одной руке фонарь, ярко освещающий его гладко выбритое лицо. Слишком контрастирующее своей ухоженностью с общим внешним видом хозяина.
Я остановился и поднял обе руки. В одной держал за цевьё дробовик. Свет фонаря вырвал несколько закрытых шторок-бойниц в воротах. Вот так меня и заметили. Еще две шляпы маячили над забором. В темноте издалека их было не разглядеть.
— Вы, видимо, ошиблись дорогой, мистер? — спокойно проговорил мужчина с ярко выраженным французским акцентом, — Здесь тупик. Дальше дороги нет. Если хотите вернуться на шоссе — Вам нужно пойти обратно, затем налево, пару миль и будет федеральная дорога. Здесь многие путаются… — говорил он, а сам при этом не отрывал взгляда от моего Винчестера. Словно это вообще нормальный такой аксессуар для любого уважающего себя джентльмена, который решил поздно ночью прогуляться по канадскому лесу.
Сомневаюсь, что сюда часто кто-то заглядывает. Вон, даже французский диалект ещё не полностью вытеснен английским, хотя пока мы сюда ехали — слышали более-менее классический канадский вариант английского. Похоже, они отсюда почти и не вылезают, зарабатывая себе на безбедную старость.
— Да нет. Я доставил почтовый перевод. Вас должны были уведомить телеграммой парой дней раньше.
— Сюда не ходят почтальоны, мистер, — прищурился уже с интересом охранник.
— Телеграмма из Нью-Йорка. До востребования. И мы привезли новые запчасти. Восемь штук, — произнёс я то, что попросил отстучать по указанию Соломона Михайловича в телеграмме.
Мужчина напрягся:
— И где же они?
— Грузовики в лесу, — коротко ответил я.
— Сколько людей?
— Двое.
О Гарри, который уже залёг где-то в стороне в тёмном лесу, я упоминать благоразумно не стал.
— Немного, — усмехнулся мужчина.
— Отправитель гарантировал, что с Вами проблем не будет, — нахмурился я.
Он поднял руку, отпустив двустволку на ремне:
— Не волнуйтесь, такие клиенты… Какие могут быть проблемы?
