Да-да, я помню, что Меллик говорил, туда любят ходить греть старые кости или, как Граш, – красоваться обнаженными фигурами перед девчонками. Интересно, в какую категорию пользы он занес меня? Хихикнув, махнула на него рукой и зашла в кабинет.
Дядя сидел у массивного стола, но не на рабочем стуле, а с другой стороны, в приставленном для посетителей кресле. Обернувшись, он не успел стереть с лица хмурое выражение, что лишь утвердило меня в догадке, что у них с Грашем был серьезный и невеселый разговор перед моим приходом.
– Ежения, как ты? Выспалась? Позавтракать успела? – встал этот крупный, очень привлекательный мужчина, окинув меня внимательным желтым взглядом.
– Да, спасибо, дядя, отдохнула по-королевски. Ваши купальни просто чудесные, а повара – кудесники!
Отвечала и неуверенно улыбалась, приближалась к главе тоже неуверенно. Шаг, остановка, еще шаг и снова остановка. Филан нахмурился, подошел сам и обнял, крепко стиснув мои плечи:
– Не надо, Ежи, не стоит меня бояться. Я с пеленок растил твою маму как дочь, а не как племянницу. И ты мне как внучка, а не обычный родич. Поняла?
Глаза защипало от подступивших слез. Я лишь кивнула, уткнувшись в грудь этому надежному и сильному мужчине. Только Бог да Сияющая знают, как же тяжело и страшно, когда ты совсем один в чужом мире. В чужом теле и с чужой памятью, отягощенной не только чужими потерями и горем, но и собственной смертью и болью разлуки с родными. Всем и каждому необходим хоть кто-то, кто согрет твою душу в черный момент.
– Не буду, обещаю, – шепнула я.
Дядя ласково потрепал меня по макушке и подвел к креслу, предлагая его занять. Сам сел напротив и посмотрел на меня потеплевшими и добрыми глазами, в которых скопилось много грусти:
– Расскажи все, пожалуйста. С того момента, как Артемия вернулась в Фир с семьей.
– Я…
– Да, я был на похоронах Миланы и Назара, ознакомился с расследованием, которое провели Белые. Тогда нападение не связали с Райвеком. Я лично с ним разговаривал, когда его допрашивал Кейгер. Райвек поклялся кровью, что не участвовал в убийстве моей племянницы и ее мужа. Клятву на крови не обойти, да и ложь бы мы все почуяли, понимаешь? Ты в тот момент была не в себе, еще и с горя потеряла зверя. И Артемия… ее боль потери брата, глубочайшее потрясение и горе… такое не подделать, понимаешь? Она по-матерински опекала тебя, квохтала, как наседка над птенцом. Только поэтому я улетел, оставив тебя в Фире.
Да, да и уже десятый раз да всем моим подозрениям и догадкам. Я оказалась права, сбежав, никуда не обращаясь.
– К сожалению, я почти не помню тех дней. И что ты там был тоже, – печально призналась я.
– Артемия тогда кормила тебя с ложечки, ты не реагировала ни на что, – горестно поморщился Филан. – Гибель родителей на глазах, разрыв со зверем… Это чудо, что ты выжила.
Действительно, чудо. Или воля высших. Я покивала болванчиком, потом рассказала обо всем, что помнила о жизни Ежении до ее смерти, затем – свои личные приключения. Немного изменив, рассказала, как свалившись с лестницы и потеряв сознание, попала в комнату, где освободила сову. После этого ко мне вернулась магия, регенерация и «проснулся» зверь. Правда, частично повредилась память. И что пришлось заново учиться летать и налаживать связь с собственным зверем. Обо всех покушениях, поведении Райвека и Артемии. Под конец рассказала о Рейтише, которого приняла всем сердцем как брата. И который спасал меня все это время и дал совет, куда бежать, еще и мой побег хорошо организовал.
Плечи Филана по ходу рассказа опускались, словно на них давила пудовая плита. Он глухо похвалил Рейтиша:
– Сильная кровь. Парень в породу Фиров пошел, не дал тьме прорасти в своей душе. Твой отец был благородным, сильным, добрым оборотнем. И я не понимаю, как Артемия согласилась… как смогла предать и…
– Нет-нет, – торопливо отмела я, – она в убийстве и покушениях на меня участия не принимала. Полагаю, и поняла, кто убийца, гораздо позже. Ее горе и боль, что ты видел, дядя, были искренними. А вот потом, когда меня раз за разом пытались убить, о чем даже Рейтиш, мальчик, догадался, уверена, и тетя все осознала. Только…
– Сильнее родства крови только любовь зверя, – скривился от боли и ярости Филан.
– Она просто не могла пойти против Райвека. При этом я ей тоже была дорога. Я видела, чувствовала этот вечный привкус ее душевной боли, вины и страданий. Тетя явно надеялась на Сияющую. Что богиня сама решит, кому жить и чему миновать…
Я вновь вспомнила Рейтиша, повторив его слова.
– Твой брат оказался настоящим мужчиной, защитником, а вот тетка… сама выбрала себе сторону, – зловеще постановил Филан, словно на будущее вынес приговор. Затем задал очередной вопрос: – Как ты добралась сюда, Ежи?
Я в подробностях описала весь путь до Файбстока. Об очередном нападении, признании убийц, повторном спасении Белыми. Когда рассказывала о Лаури, отчего-то быстрее забилось сердце, только стиснутое, словно кто-то птичку поймал и сжал в кулаке.
– Каким ты видишь… воспринимаешь Лаури? – задал неожиданный вопрос Филан, откинувшись на спинку кресла и взявшись за подлокотники.
– Красивый, огромный, сильный, – поморщившись, ответила я, отведя взгляд в сторону.
Почему-то об этом мужчине мне было сложно говорить.
– И это все? – удивился Филан.
– Непредсказуемый, благородный, настоящий воин. Странный…
– А странный чем? – улыбнулся Филан, мои комплименты Лаури его все больше удивляли.
– Сначала он был очень мягким, сочувствующим, добрым. Возился со мной, как с ребенком. А два дня назад сильно изменился. Причем, сперва был таким же, самым лучшим защитником, успокаивал, жалел, оберегал и даже развешивал мне комплименты. Только в этот раз его синие глаза засияли почище лика Сияющей. И стоило ему об этом от друзей узнать, он изменился. Будто я ему на кровавую мозоль каблуком наступила, а сверху еще солью присыпала…
– Грубил? – напрягся Филан.
– Нет, он был также заботлив, просто… – я поморщилась от, наверное, совершенно глупейшей претензии к благородному защитнику. – Стал сухим, холодным и отстраненным. И не знаю, что сделала не так. Что вызвало в нем эту перемену в отношении ко мне?!
– Долг и обязанность! – мрачно выдал Филан. А потом буквально выплюнул: – Глупый мальчишка!
– Насколько я поняла, он ровесник Граша, какой же он мальчишка? – напомнила я с улыбкой.
– Лаури исполнилось двадцать шесть, Грашу – двадцать четыре. Да, разница невелика, оба еще дети, которых Сияющая только начинает проверять на прочность, – покачал головой Филан.
– Дядя, а сколько же тебе лет? – уставилась я на него с жарким любопытством.
– Сто двадцать семь, – усмехнулся он снисходительно.
В моей голове просто не укладывался его возраст и внешний вид. Похлопав глазами, я призналась:
– Ты потрясающе выглядишь! И больше сорока тебе на дашь!
