— Сторожко иди! — напутствовал её Богоша.
Пробиралась Стояна к крепости не тореными дорогами, а звериными тропками. Затаившись на опушке в калиновых зарослях, увидала чужие ладьи у берега. Насчитала их столько, сколько пальцев на одной руке. Поодаль от судов на прибрежных камнях, окруженных камышовыми зарослями, белореченские бабы отбивали и мыли белье. С ладей, пересмеиваясь и переговариваясь, на них глядели дозорные.
Спустившись ползком к реке по пологой ложбинке и шмыгнув в прибрежный камыш, Стояна скинула одежду, оставшись в одной рубахе. Тихо погрузилась в воду и по кромке зарослей поплыла в сторону женщин.
Когда, бывало, раньше выходили девки да бабы на постируху к реке, разносились над рекой их заливистые песни да прибаутки. Ныне висло мрачное молчание над водой, только камыш шелестел, да хохотали, словно гаркали, гавраны на своих кораблях. Не до песен стало в Белоречье.
В шорохе камыша до бабы донесся шепот, и стебли раздвинула чья-то рука.
— Тетка Смиляна! Тетка Смиляна!
— Чур меня! — шарахнулась та, подумав, что русалка приплыла по её душу.
В камышовых зарослях возникло девичье лицо.
— Стояна! — ахнула тетка.
И тут же, спохватившись, приникла к воде, громко заплескав бельем.
— Что за люди? — стрельнула Стояна глазами на ладьи.
— Пришлые вои. Ой, худо, худо, Стоянушка! — шепотом запричитала Смиляна. — Князя убили, мужиков наших много кого посекли. Почти в кажной хате пришлые теперь, наши бабы у них женами. Новый князь в Белоречье теперича. Марга-гавран.
У Стояны захолонуло сердце.
— А княгиня?
— Жива, что ей сделается, — баба сплюнула в сердцах. — Она в крепость тайным ходом вороньё и провела. Чужаку ложе греет, мужем зовет. Отец её на первом счету у Марги. Остальные-то гавраны с вождем своим, Варуной, на лодиях вверх по реке ушли. Ох, ждет кого-то в тех краях наша доля.
Тетка встрепенулась, ожившими глазами глядя на Стояну.
— Одно тешит — Велизар гонцом Ерша в Зареборье послал, три дня уж как ушел. По всему, скоро помощь придет.
— Не придет, — покачала головой Стояна. — Видела я Ерша. Мертвый он. В лесу.
Баба, сраженная недоброй вестью, осела в прибрежную волну. Если б не сторожа на ладьях, завыла бы в голос.
— Пропали мы. Ох, пропали.
— Мы с тятей в Зареборье пойдем, — глянув исподлобья на прохаживающегося невдалеке воя, вымолвила Стояна.
— А дойдете? — с надеждой глянула на неё тетка.
— Дойдем, — свела брови Стояна. — Туда пять дён. Обратно столько же. Через две седмицы у этих камышей меня и жди.
Прошуршали заросли, скрывая от тетки девичье лицо.
Вернулась Стояна на заимку уж под вечер. Горестно качал головой Богоша, слушая дочь.
— Тятенька, в Зареборье идти надобно. Окромя нас, некому.
— Надобно, доня. Токмо сперва Ёрша землице предать надобно, неровен час зверьё поест. Костер бы ему погребальный сложить, да дым далеко виден будет, негоже.
Взял Богоша заступ и лопату и отправился вместе со Стояной хоронить молодца, что не стал ему сыном названным. Вернулись затемно, и долго горела лучина в Богошиной землянке — собирались бортник и его дочка в дальнюю дорогу. Как разгорелась заря, уложив харч в котомки да одевшись по-дорожному, вышли из землянки. Спавший у входа Шмелик потянулся, приветливо замахал хвостом. Но вдруг навострил уши, отбежал к краю поляны, зарычал и ощетинился. Где-то в лесу хрустнула ветка, а затем фыркнула вдалеке лошадь. Пес залился лаем. Богоша насторожился, скинул с плеч торбу и передал её Стояне со словами:
— Схоронись-ка подалее отседова, стрекоза. Шибче. Опосля нагоню.
Накинув на плечо отцовский мешок, Стояна поспешила прочь от заимки. Да тревога за отца не дала уйти далече. Упрятав ношу в зарослях малинника, Стояна пробралась обратно. Сквозь густо переплетенные ветви кустов увидала на поляне четверых спешившихся вооруженных гавранов и Олелю верхом на лошади. Меж копыт коней сновал Шмелик, облаивая незваных гостей. Учуяв знакомый запах, взвизгнул и кинулся туда, где притаилась Стояна, но Богоша ухватил его за косматую шерсть.
— А ну нишкни! — цыкнул Богоша, понявший песий порыв и, склонившись к псу, но глядя в сторону спрятавшейся Стояны, прикрикнул. — Сиди на месте!
Опасаясь быть обнаруженной, Стояна тихо взобралась на дерево и притаилась в листве, примостившись на толстом суку.
Богоша поклонился княгине земным поклоном, сопровождающих её стражей окинул неодобрительным взором.
— Здрава буди, светлая княгиня Олеля. Здрав ли князь наш, Велизар?
Один из гавранов — рослый рыжий воин — нехорошо ухмыльнулся.
— Скончался тому как три дня, — недрогнувшим голосом ответила Олеля. — Новый князь Марга в Белоречье, кланяйся ему.
Глянул Богоша на того, в чью сторону указала Олеля, и, насупившись, покачал головой.
— Новый князь? Чтой-то не припомню, когда ж Вече в Белоречье сходилось? Нового князя-то, коли не княжеский он отпрыск, Вече ставит. А энтот молодец на твое чадо не походит, светлая княгиня.
И Богоша отпустил Шмелика, которого до того держал за лохматый загривок. Пёс снова заметался меж стражей, скаля клыки и надрываясь от лая. Один из воинов взмахнул мечом и пёс, заскулив, упал. Трава под ним окрасилась алым.
Притаившись за стволом, Стояна смотрела, как вои, подбив Богошу под колени, подволокли к копытам княгининой лошади.
