И хлопнул широкой ладонью обок себя. Делать нечего. Втиснулась Стояна меж мужиков, чувствуя по бокам крепкие плечи лесорубов. Котел сняли с огня, кто-то подал ей ложку.
— Хлебай, хожалый, — подмигнул сосед.
После многодневного полуголодного житья дровосеково варево показалось Стояне отменным кушаньем.
— Благодарствую, хозяева, — насытившись, поблагодарила она.
— Во здравие, — откликнулся чернобородый, сказавшийся старшим. — Сам-то кто?
— Путник, — уклончиво ответила Стояна.
— И куда путь держишь?
— В Зареборье. Далеко ли?
— Ежели с рассветом в дорогу тронешься, к полудню дойдешь.
Для ночевья у лесорубов были землянки. Стояна спать внутри отказалась, сославшись на теплую ночь.
— Как знашь, — зевнув, подал ей валяную подстилку чернобородый. — Волка увидишь, голос подай.
Расстелив войлок поближе к угасающему огню, Стояна провалилась в сон. Спала так крепко, что не сразу почувствовала, как кто-то настойчиво трясёт её за плечи.
— Эй, хлопец, подымайся. Заря уж рдеет. Да просыпайся ты.
Открыв сонные глаза, Стояна увидела насмешливый взгляд молодого парня, рядом с которым сидела вчера.
— Чегось?
— Утро, говорю. В дорогу тебе пора.
Стояна села, зевнула, потерла лицо ладонями и ахнула, когда длинная русая коса скользнула с плеча. Дровосек, подбадривающе подмигнув, подал ей шапку.
— Надевай, хлопче. Да крепче натягивай.
Весь сон мигом слетел. Стояна собрала косу и нахлобучила шапку, исподлобья косясь на побудчика.
— Ступай, покуда парни не прознали, что за краса на костерок наш забрела. Люд тут всякий, неровен час обидят тебя. На-ко тебе съестного малость на дорогу. Вона по просеке ступай, она на дорогу выведет. А там до Зареборья прямой путь.
И протянул узелок холщовый.
— Пусть хранит тебя светлая Лада, — принимая узелок, потупилась Стояна.
Прошагав по просеке полторы версты, выбралась Стояна к наезженной дороге, на кою выводили боровые тропы из Зареборских вотчин. Присев передохнуть у ручейка, развязала узелок с угощением — хлеба горбушка да вареного мяса ломоть. Насытившись и запив водой из родника, снова пустилась в путь. Тут уж ходьба далась веселее. А как вынырнула дорога из-под лесного полога на широкий простор, да завиднелся вдалеке на высоком речном берегу Заребоский кром — тут уж ноги сами понесли.
Остановилась Стояна на берегу, в смятении глядя на раскинувшийся за рекой град. Крепко срублены дубовые стены, зоркими очами темнеют бойницы сторожевых башен. А на реке лодий торговых и челнов рыбацких — будто крошева в тюре! И народу тьма — снуёт у причалов да по берегу, тянется сквозь широко распахнутые ворота в обе стороны, кто пешком, кто верхами, а кто и на возах. Через реку мост перекинут, и по нему люд с берега на берег переправляется.
Оробела Стояна, глядя издали на многолюдную суету — как же в ней до княжьего терема добраться? Да ведь не забава привела её в Зареборье — беда. И не в бору средь зверья немого — дорогу и спросить можно. И пошла через мост к открытым городским воротам. А за воротами — посады да огороды, улицы деревом мощеные, лавки да мастеровые.
— Добрый человек, мне б до княжьего двора, — обратилась Стояна к встречному прохожему.
— Туда ступай, — махнул тот рукой вверх по улице.
Стояна направилась туда, куда указал прохожий. Разговоры и переклики, пёсий лай и ребячья визготня, стук топоров, перезвон железа — городской шум и суета сбивали с мысли.
Наконец показался детинец. Ворота открыты, у ворот — стража. Увидя княжеский двор, заторопилась Стояна, прибавила шагу, нащупывая запрятанный на груди княжий знак, дабы показать его, коли не пустят по слову. Будучи совсем близко от ворот, вдруг расслышала в общем шуме другие — тревожные и опасные — звуки.
С гиканьем и свистом по улице к воротам мчался отряд в десяток всадников. Стояна метнулась в сторону, проскочив едва не под самыми копытами. Всадник, дорогу которому пересекла Стояна, натянул поводья и лошадь, сердито храпя, поднялась на дыбы, едва не скинув седока. Увидя над собой оскаленную лошадиную морду и занесенные копыта, Стояна вскрикнула, вжавшись в бревенчатую ограду и заслонившись руками.
— А ну! — замахнулся всадник на Стояну плетью. — Ослеп, скаженный?
— Годи, — перехватил его руку другой наездник — молодой, с веселыми синими глазами, в богато расшитой рубахе, препоясанной кожаным поясом с серебряными бляхами. — Совсем напугал мальца. Он и так едва жив.
Осаживая беспокойно гарцующего коня и окинув внимательным взглядом потрёпанный наряд Стояны, молодец усмехнулся в льняные усы.
— Тут тебе не бор, ухо держи востро.
— Прости, боярин, — отняв руки от лица, поклонилась Стояна. — Спешка слух да очи застила.
— Али спешка жизни твоей стоит?
— Стоит, боярин. И не токмо моей.
— А мне сказывали, что боровой люд неспешен да мешкотен. Куда ж так торопишься? — перемигнувшись с товарищами, спросил синеглазый.
Задетая словами боярина, Стояна вскинула голову.
— Во бору поспешишь — зверю в лапы угодишь. Не мешкотен люд тамошний — осторожен да оглядчив. А спешу я к князю Велебе. Дело к нему имею зело важное.
