– Об одном только я прошу вас обеих, – сказал он, обеспокоенно глянув на Кэтрин. – Давайте никогда больше не обсуждать подобные вещи. Не то чтобы я стеснялся – я вовсе не такой консервативный, как ты думаешь, Кэтрин. Просто мне кажется, объяснениями можно все испортить, всякие сомнения лезут в голову… А мы теперь так счастливы…
Кассандра горячо согласилась с Уильямом, устремив на него взгляд, полный любви и безграничного доверия, отчего он почувствовал себя наверху блаженства. После чего не без опаски поглядел на Кэтрин.
– Да, я счастлива, – заверила она. – И я согласна. Не будем больше говорить об этом – никогда.
– О Кэтрин! – Кассандра протянула к ней руки, слезы катились по ее щекам.
Глава XXX
Для троих в доме этот день был настолько непохож на остальные, что обычный ход повседневности – накрывают на стол, миссис Хилбери пишет письмо, тикают часы, открываются и закрываются двери, – все эти и другие признаки устоявшейся цивилизованной жизни оказались вдруг лишенными всякого смысла и, казалось, надобны лишь для того, чтобы мистер и миссис Хилбери не усомнились, что все идет как и положено. Так случилось, что миссис Хилбери пребывала в расстройстве без всякой видимой причины, если не считать таковой излишнюю грубость ее любимых елизаветинцев, граничащую с дурновкусием. Во всяком случае, она со вздохом закрыла «Герцогиню Мальфи» и поинтересовалась – да, именно так она и сказала Родни за ужином, – найдется ли на свете молодой одаренный автор, полагающий, наоборот, что жизнь прекрасна ? Но, не добившись толку от Родни и в одиночку исполнив реквием по настоящей поэзии, она утешилась мыслью о том, что на свете есть Моцарт, и вновь повеселела. Миссис Хилбери попросила Кассандру сыграть, и, когда они поднялись наверх, Кассандра сразу открыла крышку фортепиано и постаралась воссоздать атмосферу чистой и незамутненной красоты и гармонии. При звуках первых нот Кэтрин и Родни вздохнули с облегчением, поскольку музыка давала им возможность передышки – не нужно было все время думать о том, как себя вести. Оба размышляли каждый о своем. Миссис Хилбери вскоре пришла в соответствующее расположение духа – полумечтательное, полудремотное, нежно-меланхоличное и совершенно счастливое. И только мистер Хилбери слушал внимательно. Он любил музыку, разбирался в ней, и Кассандра знала, что он не пропустит ни единой ноты. Она очень старалась, и наградой за старания было его одобрение. Слегка подавшись вперед и поигрывая зеленым камушком на цепочке, он вдумчиво – и одобрительно – оценивал игру, но вдруг остановил ее и пожаловался на шум. Окно было не закрыто. Он кивнул Родни, и тот молча пошел затворить его. Однако Родни почему-то задержался у окна, а вернувшись, сел поближе к Кэтрин. Вновь полились звуки музыки. Во время особенно громкого пассажа он склонился к Кэтрин и что-то прошептал ей на ухо. Она бросила взгляд на родителей и через мгновение незаметно покинула комнату вместе с Родни.
– В чем дело? – спросила она, когда дверь за ними закрылась.
Родни не ответил и повел ее по лестнице на первый этаж, в столовую. Затворив дверь, молча направился к окну и отдернул штору. Кивком головы подозвал к окну Кэтрин.
– Он снова здесь, – сказал Родни. – Видишь, вон там, под фонарем?
Кэтрин посмотрела в окно. Она совершенно не представляла, о чем Родни говорит. Ею овладело смутное и тревожное предчувствие. На другой стороне дороги, рядом с уличным фонарем, стоял мужчина – стоял и смотрел на их дом. Потом мужчина развернулся, немного прошелся по тротуару, вернулся обратно и снова застыл как изваяние. Кэтрин казалось, он смотрит прямо на нее и знает, что она его видит. Вдруг она поняла, кто это, и рывком задернула штору.
– Это Денем, – сказал Родни. – И вчера вечером он тоже был здесь.
Он говорил строго, будто упрекал Кэтрин в чем-то. Она побледнела, сердце часто забилось.
– Ну если он зайдет… – начала она.
– Не дело, что он ждет на улице. Я приглашу его в дом, – сказал Родни.
Он хотел было отдернуть штору, но Кэтрин перехватила его руку:
– Постой! Я не разрешаю.
– Поздно, – ответил он. – Ты играешь с огнем. – Он все еще придерживал штору. – Кэтрин, почему ты не хочешь признаться себе, что любишь его? – произнес он. – Или тебе нравится мучить его, как мучила меня?
Она растерялась, не понимая, чем навлекла на себя эту бурю эмоций.
– Я запрещаю тебе открывать окно, – сказал она.
Он убрал руку.
– Я не имею права вмешиваться, – ответил он. – Пойду наверх. Или, если хочешь, вернемся в гостиную вместе.
Она покачала головой:
– Нет, я не могу туда идти. – И отвернулась, смутившись.
– Ты любишь его, Кэтрин, – сказал вдруг Родни. В его голосе уже не было суровости: так нашалившего ребенка уговаривают сознаться, что набедокурил.
Она подняла на него глаза.
– Я – люблю его? – повторила она изумленно.
Он кивнул. Кэтрин выжидающе смотрела на него, словно ждала разъяснений, но он молчал – она вновь отвернулась и погрузилась в собственные мысли. Он смотрел на нее в упор, молча, как будто давал ей время самой подумать и понять очевидное. Из комнаты наверху доносились звуки фортепиано.
– Давай же! – вдруг воскликнула она чуть не с отчаянием, подавшись вперед.
Родни понял это как сигнал к действию. Он отдернул штору, она его не остановила. Оба искали глазами фигуру под уличным фонарем.
– Его там нет! – воскликнула она.
Действительно, там никого не было. Уильям распахнул окно и выглянул наружу. Ветер, ворвавшийся в комнату, принес далекий стук колес, звук торопливых шагов по тротуару, протяжные гудки суденышек на реке.
– Денем! – крикнул Уильям.
– Ральф! – позвала Кэтрин; но она произнесла это имя не громче, чем если бы обращалась к кому-то рядом.
Они внимательно смотрели на противоположную сторону улицы и не заметили темного силуэта внизу, у ограды палисадника. Денем успел перейти дорогу и стоял совсем близко – его голос, прозвучавший почти над ухом, их даже испугал.
– Родни!
– А, вот вы где! Входите, Денем.
И Родни пошел открывать.
– Привел тебе гостя, – сказал он, возвращаясь с Денемом в столовую.
Кэтрин стояла спиной к распахнутому окну. На секунду глаза их встретились. Яркий свет ослепил Денема; кутаясь в пальто, с растрепанными от ветра волосами, он был похож на жертву кораблекрушения.
Уильям закрыл окно и задернул шторы. Он двигался с радостной решимостью, словно режиссер этой сцены, точно знающий, что нужно делать.
– Вы первый, кто об этом узнает, Денем, – объявил он. – Мы с Кэтрин не женимся.
