напиться, умоляли сесть, выпить крепкой заварки, а еще лучше – поесть жирного.

Однако Василий Тюрин и Куренков, двое, уже пошли к дверям, а тут в огоньковской

программе появилась на экране Алла Пугачева – в легкой косынке, улыбаясь чарующими ред-коватыми зубами, она запела. Все смотрели: всех как бы заворожило. Лишь Шурочка забес-покоилась; знавшая мужа, она хотела встать и кинуться ему вслед, но встать-то она не могла: шампанское как бы придавило к стулу, у Шурочки не было ног. Шурочка подумала про Куренкова, что все-таки споил, змей, перехитрил, – она замахала руками, она даже закричала, какая, мол, сейчас Пугачева, бегите вниз! – но Шурочку никто не слушал, слушали песню. Она еще

раз им крикнула. Обезножевшая, встать она не могла и только пересаживалась понемногу со

стула на стул – и еще со стула на стул, к окну поближе, чтобы видеть; было дымно, курили, окно было приотворено.

Куренков ударил Василия, едва они вышли из подъезда на улицу, а вышли они в пиджа-ках, было морозно, и под ногами хрустел новогодний снег: на улице ни души. Василий Тюрин

поскользнулся, но на ногах устоял.

– Да ты что, Толик? – сказал он, опешив и все еще не принимая Куренкова всерьез: он

считал, что Толик Куренков просто перепил, к тому же сам он был намного сильнее Куренкова

– но Куренков уже и зашипел, наливаясь злобой: ты, мол, всем надоел, гнида, вали на свой

Юго-Запад и там гуляй и сори деньгами.

– Что?.. Да ты ли это говоришь – совсем пьян, Толик? – Василий шагнул, он и руки рас-простер, желая во хмелю обнять Куренкова и, может быть, поцеловаться на морозе, а Куренков

ему, шагнувшему ближе, как бы воткнул кулак в лицо.

19

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

После чего и началась драка. Тюрин был сильнее, но Куренков яростнее, он дважды

падал, но подымался; лица у обоих были разбиты, оба тяжело дышали. Тюрин и в глубине души

все еще считал, что, разумеется, кто-то другой или даже кто-то третий в эти дни подзуживал и

нагнетал нервозность и что глупый, милый, перепивший Толик, скорее всего, подставное лицо.

Не было в Тюрине злобы. И едва Куренков рухнул, упал в снег, Василий Тюрин, сплюнувший

кровью, сказал:

– Знай в другой раз!.. – И повернулся, пошел было к подъезду, не желая добивать, а из

подъезда как раз выскочили их мирить Маринка Князева и Гена Скобелев.

Выскочил, конечно, и хозяин застолья – Алик Зимин. Их, запоздавших, подгоняла кри-ками Шурочка. «Дерутся! Да спуститесь же – они дерутся!» – кричала она, высовываясь в окно.

Тюрин, хоть и сбивчиво, стал объяснять, что он всего лишь защищался, что Толик сво-лочь и что нечего мирить их на равных, и вот тут Куренков, вскочивший, как-то мигом к ним

подлетел и промеж стоящих ударил его в лицо, притом ударил и сильно, и оскорбительно.

Василий Тюрин метнулся к своей машине. Он успел вскочить, захлопнув дверцу перед самым

носом вновь рвавшегося к нему Куренкова, яростного и неугомонного. Резко вырулив и раз-брызгивая снег, машина помчалась на ту сторону дороги; дубленка и шапка были у Василия, к счастью, в машине, и теперь он поехал туда, напротив, к шестнадцатиэтажной башне, где

жила Маринка Князева. Больше ему ехать в этом районе было некуда. Понимая, что он пока-тил к ней (придется праздновать дальше вдвоем), Маринка побежала за машиной вслед, на

бегу кутаясь в платок.

Василий Тюрин, симпатичный и веселый мужчина, так вот и исчез из их компании. Все

сочли, что он слишком уж оскорбился: меж своих всякое бывает. Маринка Князева поплакала, но Тюрин, как она знала, так или иначе все равно собирался через две-три недели вернуться в

семью, что жила где-то в Юго-Западном районе, – Маринка только одна и знала об этом. Она

плакала, потому что хотела вернуть его хотя бы и на две-три недели. Но все решилось, когда

Василий еще раз приехал за чем-то, у Маринки забытым, они провели ночь, долго говорили, –

и он ушел совсем. Кто-то – кажется, Алик Зимин – звонил ему, звал, но Василий не появлялся.

20

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

2

Позже стало известно, что, когда Василий Тюрин помчался в машине, а Маринка побежала следом, когда все, обсуждая драку, стали подыматься к Зиминым, чтобы как-никак про-должить веселье, Куренков с ними не поднялся. Он, правда, махнул им рукой – сейчас, мол, приду. «Чуть остыну…» – крикнул он им, прихватывая снег дрожащей рукой и прикладывая

к разбитым губам. Однако и остыв – не пришел.

Почти бегом пересек он улицу. По улице катил совершенно пустой новогодний троллейбус и лихо промчались два такси, когда Куренков пересекал широкую проезжую часть, при-сыпанную снегом. Он бежал, ежась в пиджачке и в белой рубашке с чуть замаранным кровью воротником. Перейдя дорогу, он сам собой напал на прерывистую на снегу нитку следов

Маринки Князевой. Он машинально ступал след в след, пока не вышел к ее подъезду.

Когда Маринка открыла, он разом втиснулся в дверь, не давая ей не впустить, после чего

кинулся на кухню – к Тюрину, где они тут же замахали вновь кулаками, а потом сцепились, выкручивая друг другу руки. Со стола поехала скатерка, упала посуда, и Маринка Князева

закричала на Куренкова, хлеща его по лицу: сейчас, мол, зову милицию!

– Зови! – огрызнулся Куренков, а сам нападал, он все еще был в напоре, в то время как

Василий дрался уже без азарта, устав прежде всего от шума и криков. На минуту они расце-пились – стояли, стиснув кулаки и дыша как загнанные. – Деньгами соришь, уб-бирайся! –

мрачно выцеживал Куренков. В нем кипела такая ярость, что и Маринка вдруг чего-то испу-галась, отошла в сторону, притихла и не рвалась к телефону.

Тюрин наконец сник – он прошагал с кухни в комнату, раскрыл там свой чемодан и, покидав туда белье, щелкнул замком. Собрался. Он надел дубленку, шапку и ни слова не сказал