Теперь Шурочка почти не сомневалась, что Куренков кого-то невзлюбил. Подумав, вычислила, кого – Тюрина; в их компании Василий Тюрин появился сравнительно недавно, с год, а уже выделялся. И правда, они сразу и как-то особенно его полюбили: он был весел, говорлив, силен физически и к тому же с машиной. Он мог подвезти-отвезти.
Когда мастер ковырялся в телевизоре, обязанностью Шурочки было записывать и пере-числять поломки с его слов. Но, перехватив пальцами темное крылышко копировальной
бумаги и подложив листок заново, Шурочка вдруг встала. Она пошла звонить, в конце концов, ее заботил муж, а хорошенькой да еще и полненькой женщине сходит многое, Шурочка
это знала. Даже и нервные клиенты (был их час – близкий к обеду) молчали. Ей вдруг показа-лось, что все эти грубые люди притихли с умыслом. А дозвонилась Шурочка быстро. Куренков
работал при жэке и обычно в обед околачивался дома.
– Куренков! – заорала Шурочка в трубку. – На родительское собрание в школу – не
забыл? И заплати за квартиру. И за телефон! За телефон!..
Если Шурочка особенно тревожилась, она загружала его всяческими поручениями или
же просто так, наугад бранила. В дни, когда он темнел лицом, загружать его было полезно.
Вечером Шурочка позвонила Зиминым – она и с Аней Зиминой поговорила, и с Аликом. «Моего Толю опять, кажется, заносит», – сказала Шурочка. Но они только посмеялись.
Они не придали ни малейшего значения ее приметам, а Толика они любили. Как не любить
16
В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»
– ведь друзья детства! Зимины да еще Оля Злотова, Маринка, Гена Скобелев – они жили в
многоподъездных, многоэтажных домах, а раньше – в старых московских дворах и двориках, которые стояли на этом же самом месте и от которых уже ничего не осталось, если не считать
их самих, то есть людей, но ведь и они выросли. Бывшие ребята и девчонки тех дворов и дво-риков – вот кто они были.
Конечно, в компании старых друзей Шурочке многого не хватало. Не умели они поговорить умно и интересно, не умели одеться со вкусом, – даже Алик Зимин, джазист, выглядел немножко попугаем, если наряжался. Но нельзя требовать от человека всего на свете. Тон-кость, вкус и умение рассуждать Шурочка находила в других людях, зато в старых друзьях
она ценила именно дружбу, память о детстве и то, что к ним в любую минуту можно прийти.
Отзвонившись, Шурочка думала о них, и на душе у нее теплело: глядишь, все обойдется.
– Как же я люблю тебя, Толик! – восклицала она в пустой комнате наедине с собой. («Как
же я люблю, когда ты тихий, когда ты спокойный. Как же я люблю, когда ты добрый!» – вот
что значили ее слова.) Шурочка бывала сентиментальна, иногда восторженна.
Чтобы быть рядом, Шурочка пошла с Куренковым и за подарком для дочки. Они шли
под руку, нацеливаясь в универсам, но только начали переходить улицу, как легковая машина, притормозив на снегу, стала прижимать их к тротуару. Сначала они придержали шаг, а потом
попятились, а потом с некоторым уже гневом вскинули на водителя глаза и… рассмеялись: Василий! Как всегда, дружелюбный и обаятельный Василий Тюрин тут же пригнул машину к
обочине, даже и въехал на заснеженную обочину, после чего, распахнув дверцу, вылез. Сразу
же и с улыбкой он протянул Куренкову руку: здравствуй, мол, Толя, и давай, мол, две-три
минуты постоим, покурим вместе. Новый год собирались праздновать у Зиминых, об этом и
говорили. Они стояли возле машины. Быть любимцем – дело непростое, и, возможно, Василий
Тюрин все же чувствовал, что кто-то подспудно копит к нему неприязнь, но не чувствовал –
кто. Затягиваясь сигаретой, Василий Тюрин сказал с некоторой заботой в голосе:
– Погуляем… Драки бы только не было. Никто не перепьется, как ты думаешь?
И после предвкушения общего застолья это было даже удивительно, это вроде получалось, что на Новый год и выпить нельзя.
Куренков ответил ему негромко и просто и только за себя – я, мол, не перепью, на что
Василий Тюрин так и заулыбался:
– Да ты-то конечно. За тебя, Толик, я спокоен. – И он еще улыбался и что-то выспрашивал
о настрое, а потом вдруг сказал в раздумье: – Может, я и не приду к Зиминым – не знаю…
Куренков ответил опять же негромко и просто:
– Может, и я не приду. Как получится.
А Шурочка держала его под руку; слушая их разговор, она чувствовала на спине и на
