самолюбивый и не обидчивый даже.

И разумеется, как только представилась возможность, Шурочка примчалась к любимому

человеку – к кинокритику Панову; это был интеллигентный мужчина лет сорока пяти, когда-то давным-давно принесший к ним в ателье телевизор и сразу же познакомившийся. Кинокритик женился поздно и, как он сам говорил, еще не до конца растворился в своей семье. Он

частенько отправлял жену с маленькими детьми отдохнуть к морю или к теще в деревню, и

сам тоже, как он говорил, отдыхал душой, если Шурочка к нему приходила. И, конечно же, Шурочка ему больше и чаще, чем другим, рассказывала про своего Куренкова.

Так, мол, и так, опять подрался, сообщила Шурочка, едва поздоровалась, и заплакала, на

что кинокритик Панов промолчал. Затем он погладил красивые усы с сединой и сказал:

– Да он же дегенерат у тебя. Сдай его в психушку.

– Но-но, – сказала Шурочка, вспыхнув, – уж прямо сразу и в психушку!

Кинокритик поспешно вздохнул:

– Извини.

Разговор у них не всегда получался сразу. Помолчали, после чего Панов покурил и ласково прикоснулся к Шурочке, он вообще был человек ласковый и добрый. Но Шурочке сей-22

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

час не ласки хотелось, хотелось поговорить, и Шурочка решительно сказала ему про кофе –

хочу мол, кофе, и, когда он пошел на кухню варить, она по любимой своей привычке забра-лась в постель. Разговаривая, оба они с некоторых пор пили кофе в постели. Он принес две

чашечки на красивом подносе, на котором был нарисован город Рига, и, прихлебывая обжи-гающий сладкий напиток, Шура напомнила:

– Он у меня не какой-нибудь чудик, с идиотом я и жить бы не стала. (Она напомнила, что у ее Толика особый характер.)

Кинокритик Панов иронически хмыкнул, однако ничего серьезного сказать или подска-зать в этот раз не сумел – буркнул лишь общие слова, с возрастом, мол, все проходит. Это

Шурочка и сама знала. И потребовала, чтобы он вник, а не отмахивался. Тогда Панов сказал

ей другое – может быть, ей не тащить крест до самой горы. Может быть, Шурочке, если уж

она так боится, развестись да и выйти замуж за кого другого, за сверстника. Пока она молодая, добавил он ласково, и на это Шурочка вновь рассердилась и напомнила ему, непонятливому, что боится она не за себя, а за Куренкова, она Куренкова любит и едва ли на кого-то променяет.

– Ведь сам по себе он человек смирный. И дочку любит. И между прочим, как ты, –

музыку любит.

– Музыку?

– Да… – И Шурочка в десятый, кажется, раз повторила, что ее Куренков месяц-другой, бывает, пьет, но сантехник он хороший, не пьяница и не калымщик, вымогающий у хозяев

рубли.Кинокритик Панов проводил Шурочку, как всегда, до троллейбуса, он постоял и посмотрел ей вслед. Она из троллейбуса махала ладошкой, хотя ее толкали. Панов подумал о ней и о

Толике Куренкове, которого никогда в жизни не видел: он подумал, как хороши драмы в кино

и как нехороши в жизни, когда они в двух шагах от нас.

Дома Куренков только-только покормил дочку ужином, после чего он и дочка вместе

мыли посуду. Сам Куренков был такой покладистый, смирный, что сердце у Шурочки подта-яло. Смуглота с его лица сошла, и худым он не казался: он казался обычным. Шурочка кинулась было сказать ему что-то ласковое, но передумала: новогодняя драка была еще слишком

свежа в памяти, надо было выдержать строгость, и Шурочка сказала:

– Ты, Куренков, смотри мне!

Он кивнул. Он мыл посуду и кивнул ей: ты, мол, Куренкова, за меня не бойся теперь.

И улыбнулся, тихий.

Однако прошло месяца три, ну четыре, и вот ясным весенним днем Шурочка позвонила с

работы кинокритику Панову и сказала, что, кажется, началось опять: ее Куренков копит злобу.

– Ты не скучаешь в жизни, – ответил Панов, уже привычно вздохнув. Он как бы тоже нес

часть ее креста. Говоря с ней по телефону, он не забывал, что иногда Шурочка сидит у него в

постели и в обнаженных руках держит чашечку кофе.

Панов предположил: слушай, а ведь возможно, что твой Толик ревнует вашу компанию к

новеньким. Возможно, что он (даже и неосознанно) оберегает друзей детства и саму память о

детстве – такое бывает, есть даже особая разновидность психического смещения (он не сказал

– заболевания). Но Шурочка возразила. Шурочка сказала: нет. Это верно, что они дружны, можно сказать, с детства, однако же компания – год от года – расширялась, и не ко всем же

Куренков ревновал.

Шурочка вспомнила, как в детстве они ездили за грибами. Шурочка поссорилась тогда

с Анькой, будущей женой Алика Зимина, – а Алик и Генка Скобелев их, девочек, мирили.

Вдруг все заохали: Толик в кустах распорол ногу ржавой консервной банкой. Толик пытался

отсосать кровь, но никак не мог попасть пяткой себе в рот. Все корчились от смеха. Пятку

23

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»