— Где ты только что был? — спрашиваю я своего брата.
— Что ты имеешь в виду? — он моргает. — Я был в постели. Спал.
Но я уже знаю, что это неправда.
Иногда вам нужен всего лишь еще один кусочек головоломки, чтобы остальное приобрело смысл.
Для меня это было воспоминание о гвоздях в дверной раме Seadreamer…
Все эти маленькие серебристые гвозди, их зазубренные кончики торчали во все стороны, когда мой отец распахнул дверь своей спальни.…
Почему они были там?
Потому что его дверь была заколочена. Прибита по всей длине рамы, как гроб, чтобы забрать моих родителей в их водяную могилу.
Деталь за деталью встают на свои места:
Спасательный жилет под пальто Джуда.
Жир на его руках.
Головокружение, когда я едва могла поднять веки…
Остекленевший взгляд на лице моего отца…
— Ты накачал нас наркотиками, — шепчу я.
Джуд снова моргает, так быстро, что это едва заметный взмах его светлых ресниц.
Он всегда так говорил.
— Что ты имеешь в виду? — резко спрашивает он.
Я игнорирую его, разглядывая каракули на стене — бессвязные стихи, поддельный дневник записей… это похоже на мой почерк. Вроде почти.
За исключением того, что петли на буквах G и F не совсем правильные.
Точно так же, как когда Джуд подделывал мою подпись на записках, которые он писал, чтобы извиниться перед школой.
Я испускаю вздох, который исходит из самой глубины моей души.
— Ты, должно быть, думаешь, что я чертовски глупа.
Что-то в моем тоне подсказывает ему, что на этот раз все не так, как в предыдущие. Выражение невинного замешательства спадает с лица Джуда с пугающей быстротой, сменяясь еще более тревожащей пустотой.
Висячая лампочка отбрасывает глубокие тени вокруг его глаз, так что они напоминают не что иное, как дыры на его белом, как кость, лице.
— Ну... — говорит Джуд. — Тебе еще не следовало сюда заходить.
Даже его голос звучит по-другому — ниже, ровнее, в нем отсутствует какой-то смягчающий элемент.
У меня покалывает кожу на голове, и мне хочется сделать шаг назад, но я заставляю себя оставаться на месте, притворяться, что контролирую ситуацию.
— А куда, по-твоему, мне следовало пойти? — я стараюсь казаться сильной, уверенной. — В лес, чтобы найти то, что ты закопал?
— То, что ты закопала, — бормочет Джуд.
Моя открытая кожа становится липкой, как у рыбы.
В выражении лица моего брата нет ничего из того, что я бы назвала характерным для Джуда — ни насмешливого юмора, ни озорства, ни привязанности. Его лицо такое же напряженное, гладкое и невыразительное, как череп.
Я облизываю губы.
— Я ничего не закапывала.
Джуд едва заметно пожимает плечами.
— Это твои ботинки в грязи. И твои отпечатки пальцев на лопате.
— И мой бывший парень под грязью.
Губы Джуд изгибаются в самой уродливой из улыбок. Его руки засунуты в карманы пижамы, когда он загораживает единственную дверь, ведущую из сарая.
Холодно он говорит:
— Мне никогда не нравился Гидеон.
— Ты ему тоже никогда не нравился.
