Я никогда так не кончала, глядя на себя.
Это было тревожно. Словно наблюдать, как кто-то, кого я не узнаю, носит мое собственное лицо.
Мне не нравится агрессивный секс.
Или, по крайней мере… Я не задумывалась об этом.
Но это было до того, как я почувствовала такое удовольствие.
Все мое тело все еще теплое и пульсирующее. Внутри у меня все как в горячей ванне, жидкое и пузырящееся.
Дейн даже не вспотел.
Нужно знать, какой он обычно бледный, чтобы заметить легкий румянец на его щеках. Форма его губ могла бы разбить мне сердце. Его глаза цвета темного меда. Его улыбка белая и порочная.
Когда мы на улице, я бронзовая и здоровая, в то время как Дейн бледен и потеет. Но внутри «Миднайт Мэнор» я увядаю, когда он оживает.
Он великолепен так, как не должны быть великолепны мужчины — как будто он сам по себе.
Неудивительно, что его ненавидят в городе. Он не вписывается даже в такое странное место, как Гримстоун.
Я не верю, что он убийца.
Может быть, это сделает меня очередной идиоткой в новостях, но я не улавливаю этой атмосферы. Он странный, даже чокнутый. Но я не верю, что он какой-то бездушный убийца. У него слишком живые глаза.
Я хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я отчаянно хочу этого.
Но мне кажется, что это наихудшая идея из возможных.
Поэтому я продолжаю лепетать.
— Для чего это? — я облизываю губы. — Гипноз?
Выражения лица Дейна подобны погоде — иногда им требуется много времени, чтобы сформироваться, и конец не похож на начало.
Когда он смотрит на меня сейчас, я вижу вспышку чего-то злого и болезненного, смываемую холодным, ясным спокойствием.
— Это для того, чтобы что-то изменить.
Слово повисает в воздухе, вибрируя, как колокол.
Это то, что я говорила Джуду в течение нескольких месяцев, нам нужны перемены, нам нужны перемены... И это то, что он сказал мне в ответ, чтобы убедить меня собрать вещи и переехать сюда: нам нужны перемены, начать все сначала…
Я рассталась с Гидеоном, продала все, что не было связано, и вот я здесь, на другом конце страны, но мне все еще снятся кошмары, хуже, чем когда-либо. Я все еще чувствую этот красный шум, это давление в ушах, постоянный стресс.
Куда бы ты ни пошел…ты по-прежнему сам по себе, черт возьми.
— Что это меняет? — спрашиваю я Дейна.
Он смотрит на меня, склонив голову набок, как хищник, едва моргая.
— Зависит от обстоятельств. Что ты хочешь изменить?
— Я не знаю... — я провожу обеими руками по волосам, в отчаянии хватаясь за корни. — Я не знаю.
— Ты знаешь.
Дейн не пошевелился, не моргнул. Его два слова — лезвие хирурга, рассекающее дерьмо.
Он стоит там, в тусклом свете, глубоко спокойный. Минуту назад он играл мной, как марионеткой. Единственный раз, когда я видела его хотя бы слегка взволнованным, это когда я порезала ногу.
Я завидую.
Хотела бы я быть спокойной и рассудительной.
Я бы хотела, чтобы люди боялись меня, вместо того чтобы топтать меня при каждом удобном случае.
Я бы хотела, чтобы в моем доме было чисто, а мои счета были оплачены, и я бы не испытывала этого постоянного чувства страха, не имея ни малейшего представления о том, что случится со мной позже сегодня, не говоря уже о завтрашнем дне или на следующей неделе…
Мое сердце колотится так, словно я собираюсь совершить прыжок.
Но мой голос срывается на шепот.
— Ты прав… Я не контролирую свою жизнь. И это делает меня несчастной.
Мне так тяжело произносить это вслух.
Мое тело, кажется, погружается в пол, и это никогда не прекращается.
