— Ну... — тихо говорю я. — То, что случилось с тобой, было хуже.

— Нет ничего «хуже», когда дело доходит до потери людей, которых ты любишь, — Дейн обнимает меня так, что это могло бы предотвратить войну, если бы все нужные люди смогли это сделать. Такое, от которого ты чувствуешь утешение с головы до ног. — Пойдем, принесем тебе что-нибудь поесть.

* * *

Мы спускаемся вниз, оба одетые в одежду Дейна и рубашку моего отца.

Дейн разогревает пиццу в своей аэрофритюрнице, что делает ее еще более хрустящей, чем когда она была только что из духовки на фабрике ломтиков. Мне приятно видеть, что Дейн не выбирает начинку, а набирается смелости попробовать мое немного нестандартное сочетание.

— Знаешь, что бы я добавил к этому? — говорит он, откусывая еще один огромный кусок. — Жареный красный перец.

— Боже, ты просто не можешь не быть модным.

Он смеется.

— Хотя было бы неплохо.

— Звучит чертовски аппетитно, — признаю я.

К тому времени, как мы заканчиваем есть, уже за полночь.

Дейн заправляет прядь волос мне за ухо.

— Ты устала?

— Удивительно, но нет... Думаю, я подстраиваюсь под твои часы.

— Хорошо, — говорит он, слегка улыбаясь. — Я давно хотел тебе кое-что показать.

Мы оставляем остатки теста на столе, и Дейн берет меня за руку, выводя через кухонную дверь в сад за домом.

🎶 «Aurora — Snow in April»

Я уже видела его сад раньше, издалека, и он показался мне довольно унылым. Но это потому, что я видела его только днем.

Как только мы выходим на прохладный, влажный воздух, меня окружают бледные соцветия лунного цветка и ночного жасмина. Когда мы углубляемся в сад, в те части, над которыми нависают тяжелые, покрытые мхом деревья, я вижу спектральное свечение биолюминесценции. На сломанных пнях, растущих вверх по стволам деревьев, и на свисающих, покрытых мхом ветвях густые заросли грибов и поганок испускают слабое свечение фиолетового, оранжевого и бирюзового цветов. Крошечные светлячки плавают в воздухе, как золотые крупинки.

Он жуткий и неземной, красивый и навязчивый, как сам Дейн. Ночной сад для ночного доктора.

Я кружусь на месте в этой полуночной стране чудес сияющего света и глубокой тени, в этом мире, который кажется отдельным от любого другого, потому что он был создан Дейном.

— Это волшебно, — говорю я, поворачиваясь, чтобы взять его за руку.

— Тебе нравится? — он нервничает, веря лишь наполовину.

Я стягиваю с плеча клетчатую рубашку, чтобы показать ему татуировку в виде мотыльков и грибов, бегущих по моей руке.

— Мне всегда грибы нравились больше, чем цветы.

Дейн нежно целует меня, прохладный аромат японской глицинии и «Королевы ночи» наполняет мои легкие.

— Я увидел эту татуировку в самый первый день, когда ты была здесь. С того момента, как ты вышла из той отвратительной оранжевой машины, все в тебе было таким наэлектризованным — ты словно встряхнула меня и перезапустила мое сердце.

— Тогда почему ты не написал мне? — я спрашиваю, потому что мне нужно знать. — И почему бы тебе не потанцевать со мной на пляже?

— Я расскажу тебе, — говорит Дейн. — Но сначала, могу я исправить свою ошибку?

Я киваю, хотя не совсем понимаю, что он имеет в виду.

— Подожди здесь...

Он снова заходит в дом, затем возвращается с портативной колонкой, которую устанавливает на пень, стараясь не раздавить лисички с оборками, растущие из старой, мертвой древесины.

Музыка, которая играет, мягкая и мелодичная, но в то же время меланхоличная. В глазах Дейна я вижу печаль, которая всегда там, хотя он пытается скрыть ее за гневом и высокомерием.

Я понимаю, потому что мне тоже грустно, но я скрываю это ради Джуда. Притворяюсь желтым солнышком, когда на сердце тяжело от темно-синего океана.

Я работаю, и я работаю так, как будто это решит мои проблемы. И, возможно, так и будет, но это никогда не исправит того, что я чувствую.

Дейн заключает меня в объятия, его руки на моей талии, в то время как мои обхватывают его за шею. Он смотрит мне в лицо, а я смотрю ему в глаза, и в этом потустороннем свете между нами нет преграды. Есть только он, я и мягко покачивающиеся светлячки.

— Я хотел потанцевать с тобой, — говорит Дейн. — Мне до боли хотелось обнять тебя... но Лайла была первым человеком, с которым я танцевал. Единственным человеком до сих пор. После ее смерти я поклялся, что никогда больше не буду танцевать.

Неосознанно его взгляд скользит по дому, затем снова возвращается ко мне. Чувство вины давит на него, как цепи, сковывающие каждую конечность.

— Кому ты обещал?

— Я обещал ей, — несчастно произносит Дейн. — Я поклялся в этом.

— Но, Дейн... Ты не можешь жить так вечно. Я не думаю, что это то, чего бы она хотела.

Он горько смеется.

— Ты не знаешь Лайлу — это именно то, чего бы она хотела.

— Какой она была? — говорю я мягко, хотя знаю, что напрашиваюсь на неприятности. Что бы Дейн мне ни сказал, это будет грызть мой мозг.

— Великолепной, обаятельной, остроумной, — говорит он, и каждое слово — как удар. — Но также дикой и безрассудной, с ужасным характером. Мы постоянно ссорились. Я думал, что это была страсть — это была страсть. Но это были также гнев и обида. Мы причиняли друг другу боль снова и снова. Но мы любили друг друга так сильно, что я бы никогда... Я никогда не хотел, чтобы это прекращалось.

Я не хочу давить, но я должна знать правду. Иначе мы не сможем быть вместе.

— Что случилось?

Дейн сглатывает, горло дергается.

— Мы были детьми, когда познакомились. Едва ли были подростками, когда начали встречаться. Я злился из-за своего состояния и ревновал, когда она куда-то уходила без меня. Лайла была верной, но она также была и кокеткой. А я... — он издает звук отвращения и качает головой. — Я дерьмовый человек, Реми, я всегда им был. Но я не убийца, клянусь тебе.

Я верю ему. Я верила ему с самого начала, прежде чем у меня появились для этого какие-либо основания. Может быть, у меня все еще нет причины, кроме того, что я чувствую.