Мы направились в сторону хозяйственного магазина.
— Ты за этим здесь? — я киваю в сторону плоского зеленого навеса.
— Ага, — говорит Реми. — Наконец-то наметился некоторый прогресс на основном уровне.
— Эмма единственная, кому проводят экскурсию?
— Хочешь пойти посмотреть дом? — глаза Реми вспыхивают на меня, ярче, чем когда-либо на фоне серого неба.
Она всматривается в мое лицо, гадая, был ли я уже внутри. Я не забыл ее обвинения в 7 утра на моем пороге, и, очевидно, она тоже.
— Я видел этот дом миллион раз, — напоминаю я ей. — Эрни точно не собирался приезжать ко мне.
— Ты был больше, чем просто его врачом.
— Да, — признаю я. И затем: — Я скучаю по нему, — вырывается у меня.
— Я тоже, — говорит Реми с сильным и простым чувством.
В наступившей тишине я уверен, что мы оба перебираем воспоминания, в которых Эрни горит ярко и наглядно.
— На самом деле он не был моим дядей, — говорит мне Реми. — Он был дядей моего отца. Мой двоюродный дедушка, я полагаю? Он был кем-то из нашей небольшой семьи, так как мой папа был единственным ребенком. А у моей мамы была сестра, но они ненавидели друг друга. Она даже не позвонила после похорон, не прислала цветов. Эрни сказал, что мы могли бы приехать погостить к нему, но к тому времени он был так болен, а Джуд не хотел уходить из школы...
Реми вздыхает, ее рука тяжело повисает на моем локте.
— Возможно, это был неправильный выбор. Я думала, что смогу позаботиться о Джуде, но я не знаю, насколько хорошо я справилась.
— Лучше, чем могло бы сделать большинство детей. Это все, кем ты была — ребенком.
— Мне пришлось слишком рано стать взрослой, и теперь я чувствую, что я вообще никогда не была взрослой. Я пропустила много вещей, обычных вещей... Никогда не училась в колледже. Никогда не путешествовала самостоятельно. Никогда не работала в офисе... — она смеется. — Но мне бы это не понравилось.
Поток всего того, чего я никогда не делал, захлестывает меня. Сначала это было солнце, ненавистное солнце, а потом я оказался в тюрьме нового типа... цепи, которые я выбрал добровольно, с благодарностью, пока они не начали душить и в конце концов не утащили меня в ад, который до сих пор ощущается как рваная, темная дыра в моем мозгу, место за пределами памяти…
— О чем ты думаешь?
Реми пугает меня своим присутствием, крепким и теплым на моей руке. Черт, я не привык к компании. Я все еще теряюсь в собственной голове.
— Было много вещей, которые я хотел сделать… Я тоже ничего из этого не делал.
— Еще не слишком поздно, — говорит Реми. — Кстати, сколько тебе лет?
— Сорок один.
— Вот видишь, ты даже не прожил половину.
— При условии, что я доживу до восьмидесяти двух.
— Похоже на надежную ставку, — Реми ухмыляется. — Я уверена, что ты следишь за своим кровяным давлением.
— Я не такой старый, — говорю я, хотя я отслеживаю свое кровяное давление еженедельно.
— Ты не собираешься спросить мой возраст?
— Я уже могу догадаться — двадцать семь.
— Как ты узнал? — кричит она.
— Простое умозаключение, ты сказала, что Джуду было десять, когда умерли твои родители. Тебе тогда было восемнадцать, а сейчас он как два года окончил школу...
— Неужели прошло два года? — удивленно спрашивает Реми. — Время летит незаметно.
— Ты действительно думаешь, что сможешь принудить его поступить в колледж?
— Это не принуждение, — хмурится Реми. — Ему нужно идти.
— Потому что ты этого не сделала?
— Туше, — она вздыхает. — Но это не поэтому.
— Конечно, не поэтому.
— Не поэтому! У него никогда не было возможности по-настоящему использовать свои мозги…
— И почему это изменится в колледже?
— Потому что это будет настоящим испытанием! Ему было скучно в школе, в этом была проблема... — она замолкает. — Чему ты улыбаешься?
— То, как ты защищаешь его.
