Слезы так сдавили горло, что она едва может говорить. Слезы ярости. Никакой печали.
— Насколько я поняла, помогать вы мне не собираетесь?
У его ног на полу стоит броская сумка. Он поднимает ее.
— Миссис Хэнсон, вы правда считаете, что правительство обязано улаживать семейные раздоры? Мне, конечно, жаль, что вы рассорились с... — Он заглядывает в блокнот с отсыревшими страницами и продолжает: — ...с Джеммой, но подобные дела не в моей компетенции, равно как и не в компетенции xandarms. Боюсь, что право на личную жизнь заодно подразумевает и личную ответственность за нее. Вот и все. Меня ждет еще одна встреча, поэтому мне, боюсь, надо идти.
— И что мне теперь делать?
— Ну... вы вольны остаться здесь и подождать, вдруг она объявится, — отвечает он, поднимаясь на ноги. Потом машет рукой нескольким новым гостям, которые только что вошли в вестибюль и в этот момент направляются к стойке «Сифуд гриль». — Это свободная страна. Конечно же, до тех пор, пока вы придерживаетесь установленных правил. Но позволю себе дать вам небольшой дружеский совет. Не досаждайте полиции, у которой сейчас дел выше крыши. И частных лиц тоже не донимайте. Прошел слух, что с момента вашего приезда вы бросаетесь... определенными намеками, и людям это не очень нравится.
С этими словами он сует сумку под мышку и неспешно направляется к выходу. Робин смотрит ему вслед, в ее голове бушует шторм из ярости и слез.
В этот момент подходит официант, убирает бокал и протирает стойку.
— Sinjora, вам что-нибудь принести? — спрашивает он. — Может, коктейль?
Она даже не поднимает на него глаз. Просто смотрит в спину удаляющемуся Бенедикту Герберту. Потом быстро прикидывает в уме, что коктейли здесь стоят по восемнадцать фунтов, а сегодня она и без того уже достаточно выставила себя дурой.
— Благодарю вас, но нет, — звучит ее ответ, — мне уже пора.
Шагая по вестибюлю, свои эмоции Робин держит в узде. Снующие вокруг лакеи окидывают ее взглядами, относят к категории неплатежеспособных и тут же отворачиваются. Когда она подходит к вращающейся двери, ее щеки полыхают ярким румянцем. В смятении она пытается толкнуть дверь, чтобы выйти, но по другую сторону ей противостоит тот самый виноторговец с парома. Лоренс, как там его. Надо сказать, что он выглядит в сорокаградусный зной невероятно свежим, в то время как от каждого дюйма ее кожи исходит жар.
Он замирает, поднимает руки, ухмыляется и отступает на шаг назад. Показывает пальцем на землю и рисует в воздухе круг против часовой стрелки.
Робин перестает толкать, разворачивается, толкает противоположную створку. Дверь поддается и движется плавно, как по маслу. Когда холодный воздух соприкасается с горячим, раздается едва слышный чмокающий звук.
— Прошу прощения, — говорит она, выйдя на улицу.
— Все в порядке, — отвечает Лоренс, — рано или поздно такое с каждым случается. Забежали чего-нибудь выпить?
— Вроде того, — говорит она, и из ее глаз ручьем льются слезы.
С лица Лоренса мгновенно слетает улыбка.
— О господи... — произносит он.
Робин становится стыдно. Это же надо — разреветься на пороге дурацкого отеля в присутствии какого-то постороннего англичанина, да еще и на глазах у проходящих мимо женщин: все в платьях подороже годового взноса Робин за ипотеку и отводят взгляд от такого зрелища.
— Простите, — бормочет она, размазывая по щекам слезы и стараясь закрыть ладонями лицо, — простите.
— Вам определенно надо выпить.
Она качает головой и говорит:
— Я в порядке.
— Непохоже, — возражает он. — Собирайтесь, и пойдемте.
— Только не здесь.
— Не здесь? Ладно.
Он переводит ее через дорогу и усаживает напротив отеля на скамейку у отвесной каменной стены. Услужливо помогает сесть, будто старушке с хозяйственной сумкой на колесиках, достает из кармана небольшой пакетик, вытаскивает из него салфетку и протягивает ей.
Она громко сморкается и опять говорит:
— Простите.
— Ну что, могу я угостить вас выпивкой?
— Нет, спасибо.
— Может, хотя бы воды?
— Не надо, я...
Но он уже направился к уличному торговцу, болтающемуся без дела в тени огромного красного зонта у массивного холодильника в стиле 50-х годов.
Робин шмыгает носом, опять сморкается и пытается собраться. Со скамейки, на которой она сидит, открывается живописный вид. Геометрически правильная пристань для яхт; канатная дорога, ползущая среди пальмовых деревьев по склону, как серебристая многоножка; и сине-черное Средиземное море, тянущееся до самого горизонта. Где бы сейчас ни находилась Джемма, Робин надеется, что дочь любуется таким же видом.
Лоренс возвращается с двумя бутылками воды «Эвиан», одну из них протягивает ей и садится.
— Ну что, вам лучше?
Она открывает бутылку, делает глоток, неожиданно понимает, что ее измучила жажда, и одним махом выпивает половину.
— Да, простите, — отвечает она. — Пообщалась тут с одним засранцем.
