Лоренс смотрит на пассажиров, выходящих из кабинок фуникулера.
— Здесь таких много.
— Вы, вероятно, с ним сталкивались? — спрашивает Робин. — Некий Герберт?
— Это вы о Бенедикте?
Она кивает.
— Вот оно что, — отвечает он, — он и правда совершенный засранец.
Робин вдруг чувствует, что ее губы растягиваются в улыбке.
— Один бог знает, как ему удалось заполучить эту работенку, — продолжает Лоренс.
— Он учился вместе с герцогом, — говорит она.
— Хм-м... В самом деле? С учетом того, сколько здесь отмывается денег, мог бы уже возвыситься до ранга настоящего дипломата. Хотя он, судя по всему, даже портфель-дипломат открыть бы не смог…
— По крайней мере, мне он помочь не рвался, — произносит она.
— Могу я спросить вас...
— Да, конечно... У меня пропала дочь.
— Как, здесь? Но я с вами никого не...
— Нет-нет, — перебивает она, — еще в Англии. Она убежала из дома. Ну, точнее, ушла, и я уже почти год не могу ее найти.
— А здесь вы ищете, потому что...
— Из-за сообщения, которое она прислала друзьям, — объясняет Робин, — сказала, что едет сюда на вечеринку.
— Понятно, — отвечает Лоренс.
— Герберт, конечно же, так не считает.
— Мысли этого человека весьма ограничены его воинственным снобизмом. Вам известно, где она остановилась?
— Если бы знала, отправилась бы туда, не так ли?
— Ах да, простите. Глупость сказал.
— Как бы то ни было, наше государство мне вряд ли поможет, — горько заключает она.
— Сочувствую вам, — говорит он. — Есть фотография?
— Ох, конечно, — отвечает она, достает листовку и протягивает ему.
Лоренс стал первым, кто по-настоящему внимательно изучил листовку.
— Джемма Хэнсон, — произносит он, — сколько ей лет?
— Семнадцать, — отвечает она, и из ее глаз опять катятся слезы.
— Сочувствую вам, — повторяет он, — и, разумеется, буду смотреть в оба.
[13] Речь идет о чудовищной истории насилия над детьми в городе Ротерем на севере Англии, долгое время остававшейся неизвестной.
Джемма
Июнь 2015
15
«Дура. Какая я все-таки дура. Надо же быть такой идиоткой. Так хочу быть любимой, что готова на что угодно.
Мы трахались прямо здесь, на этой самой кровати. Никогда не забуду. Стоит мне посмотреть на нее, сразу вспоминаю, как он сидел здесь и смотрел на себя в зеркало, а я встала перед ним на колени и расстегнула ему ширинку. А когда подняла глаза, увидела, что он ухмыляется, положив мне руку на голову. И предпочла не замечать этого, потому что... Какая же я идиотка».
Ее тошнит. Тошнит от собственной доверчивости и оттого, что каждый отказ кажется маленькой смертью. А парни... да они просто ее используют. Раз от раза. Стоит кому-то проявить к ней хотя бы толику интереса, она тут же тает. Люби меня. Люби. Пожалуйста, люби меня.
Она слышит, что мама вернулась домой. Слышит, как она ходит внизу, тихонько мурлыча себе что-то под нос. Идет на кухню, возвращается обратно в холл и закрывает за собой дверь. Через пару минут слышен спуск воды в туалете, и с лестницы доносится ее голос:
— Джем? Ты дома?
Джемма садится и вытирает рукавом школьного джемпера лицо. Мельком видит свое отражение в зеркале: кожа красная, жесткие всклокоченные волосы, горестный вид. «С какой стати ты должна ему нравиться? — думает она. — Ты ничтожество».
— Я у себя в комнате, — кричит она в ответ. Встает и набрасывает на зеркало шарф.
