Сквозь полудрему я поморщилась от участившегося мерцания фонаря. Уткнулась носом в сгиб локтя и улыбнулась, вспомнив ларек с мороженым, где детям в обмен на рисунки раздавали картонные стаканчики с пломбиром. Конечно, Ник не мог пройти мимо. Мы рисовали на кривоватых листочках, выдранных из моего блокнота. Он — странную композицию, в которой смутно угадывались человеческие фигурки из палочек и кружочков, обступившие чудище с длинными щупальцами. Я — портрет мужчины в короткополой шляпе с контрастной полоской вокруг тульи. Он по-ребячески велел не подсматривать, прикрывая свои каракули широкой ладонью. А я искоса поглядывала на его лицо, подмечая важные для наброска черты. Он доказывал, что изобразил не хоровод, а фонтан за нашими спинами. Я настаивала на том, что мое творчество — неудачная репродукция автопортрета Серова.
А потом сон окончательно сморил меня. В нем мы дегустировали честно заработанное мороженое — то самое, из детства, с деревянными палочками вместо ложек. Доев свою порцию, Никита — или это был Леша? — вдруг вытащил из-за пазухи миниатюрную бутылочку, прихваченную в качестве лекарства от аллергии, и плеснул коньяка в пахнущий пломбиром стаканчик. На донышке, в янтарных отблесках бренди, расправили крылья две красивые бабочки. Они закружились, затрепетали и слились воедино, рождая солнечный диск, в лучах которого грелась маленькая, проходящая мимо планета. Кажется, о чем-то таком нам говорили на астрономической площадке в музейную ночь — или мне это уже снилось раньше?
Уличный фонарь сверкнул оранжевой вспышкой, резанув по векам, и внезапно погас. Я нехотя приоткрыла глаза, обвела заспанным взглядом погруженную во мрак кухню и, не став включать свет, вновь задремала. А все же надо выбрать правильный момент для вручения фотографий…
Как повернулся в дверном замке ключ, я уже не слышала.
Когда смотрю не на лицо, а в сердце,
То вижу, как обманчивы глаза.
Но даже если в сто мехов одеться,
Родную душу обмануть нельзя.
Потускнет краска раньше или позже,
Облезет позолота за года —
И то, что было прежде так похоже,
Теперь не перепутать никогда.
Заглядывая в сердце, а не в лица,
Ты видишь суть, начало всех начал,
Которое не спрячешь за ресницы,
Которое в зрачках не замечал.
Былая правда снова терпит крах:
Все вечное — не более чем прах.
— У тебя глаза Венеры Милосской!
Услышав за спиной восторженную репризу, я вздрогнула и стремительно обернулась. Похоже, история с книгой сыграла со мной злую шутку, иначе отчего бы мне так нервно реагировать на давнего знакомца: молодой ловелас привел очередную пассию любоваться экспонатами Греческого зала.
— Нет, не так, — возразил сам себе юный сердцеед, взяв за руку жгучую брюнетку, — ты прекраснее богини любви!
Я вздохнула. Мягкими губами и прямой линией носа девушка действительно чем-то напоминала знаменитую скульптуру, но точно не глубоко посаженными глазами. Однако ухажер не посчитал нужным корректировать проверенный текст и без лишних раздумий шел по отработанной схеме. Может, стоит ему рассказать, что в музее есть и другие копии античного наследия, ничем не уступающие облюбованной им статуе? У Афродиты Книдской, к примеру, даже руки на месте.
Повернув голову к представленному рядом прообразу Венеры Стыдливой, прикрывающей рукой свое лоно, я невольно принялась искать схожие черты с темноволосой девушкой. Да так увлеклась, что в себя пришла лишь от хлесткого звука пощечины, эхом прокатившегося по залу.
— Я тебе покажу Венеру! — рявкнула схватившемуся за щеку музейному ловеласу новая героиня сцены, появление которой я прозевала. — Хреносскую!
Окружающие начали с любопытством поглядывать на развернувшееся представление: некоторые прятали ехидные улыбки, другие осуждающе качали головами, нашлась даже парочка сочувствующих мужских взглядов. Однако зрелище очень быстро подошло к развязке: пока к разъяренной фурии, в которой я с трудом узнала пухленькую хохотушку из кафе, на всех парах неслась пожилая смотрительница, та развернулась на каблуках и удалилась с высоко поднятой головой. Повеса, восхищенно смотревший ей вслед, перевел взгляд на свою венероподобную спутницу и тут же заработал вторую пощечину.
— Молодые люди, — громким шепотом обратилась к нарушителям порядка подоспевшая Анна Леонидовна, — могу ли я вас попросить вести себя более сдержанно?..
Бытует мнение, что музейные смотрители — просто бабушки, сидящие в уголке. На самом же деле это очень терпеливые, наблюдательные и тактичные люди. Да, им не требуется особого образования, но многие сами изучают профессиональную литературу, чтобы иметь возможность ответить на вопросы посетителей. От смотрителей зависит сохранность экспонатов, они знают все слабые места своего зала: здесь блик от картины заставляет отступить назад и упереться спиной в постамент, а там настолько узкий проход, что немудрено задеть сумкой витрину. Умение заметить, предупредить, сберечь — все это дело их рук. И даже если за годы работы смотритель ни разу не нажмет на тревожную кнопку, предусмотренную на случай воровства или вандализма, его вклад так же бесценен, как и труд любого другого работника.
Вот и сейчас благодаря мягким, но настойчивым уговорам разоблаченный сердцеед и его неудавшаяся возлюбленная покинули зал — порознь, даже не смотря друг на друга.
— Все тайное становится явным, — поделилась я своими мыслями с каменной богиней, оставшейся в одиночестве. — Не правда ли, о пенорожденная?
Афродита загадочно промолчала, а изображения Немезиды неподалеку, увы, не нашлось. Впрочем, ее кара уже настигла волокиту, жонглирующего чувствами девушек. Задумается ли он? Перестанет ли использовать искусство в неблаговидных целях?
С этими мыслями я спустилась в экскурсионный отдел, забрала сумочку и, перейдя через холл, вышла на улицу. В носу тут же защекотал запах лета, напоминая о лекарстве. Достав капли, запрокинула голову и невольно зажмурилась от бьющего в глаза солнца: надо же, утром все небо было тучами затянуто, а к вечеру распогодилось. Пройдя вдоль дороги, привычно обернулась, чтобы напоследок полюбоваться величественным зданием музея: сегодня его украшали не только афиши, но и праздничные флаги, напоминающие рыцарские знамена, а перед входом радовали глаз вазоны с красными и белыми розами.
Сердце радостно забилось. У массивных колонн стоял, держа в руке темные очки и крутя головой по сторонам, мужчина в синем бархатном жилете с огромным продолговатым кофром на ремне через плечо. Увидев знакомое лицо, я замахала, привлекая внимание. И только когда Ник легко сбежал по лестнице и размашистым шагом пересек внутренний дворик, едва ли не сбивая попадавшихся на пути людей своей объемной ношей, под ложечкой кольнуло запоздалым чувством стыда.
А чем я лучше того парня с Венерами, если так легкомысленно наслаждаюсь обществом постороннего мужчины, когда у меня есть Леша? Разве я не обманываю мужа, позволяя себе подобное? Внезапная мысль ударила под дых, но я поспешно ее отбросила. Нет, здесь другое. Я не изменяю и не изменю, а Никита знает, что я несвободна. Выходит, нам ничего не мешает просто дружить. Так ведь? Конечно, так!
И я двинулась ему навстречу.
— Привет! — заговорили мы одновременно и так же одновременно замолчали.
Я засмеялась, а Ник широко улыбнулся, заявив:
— Отлично, идем!
— Куда?
— Как куда? — Он состроил притворно удивленное выражение лица, высоко подняв брови. — Неужели ты забыла, какой сегодня день?
Задумавшись, я оглядела Никиту, за спиной которого вдобавок к кофру висел еще и рюкзак. Так, шестое июня — это…
