— Великие пейзажисты с тобой бы поспорили.
— Ну, не только они, — хмыкнул Ник. — Есть фотографы, обладающие даром видеть эмоции в любом предмете. Например, Каваучи, японка, творит просто невероятное на малой глубине резкости.
— Глубине резкости?
— Это какое расстояние от фотоаппарата будет в фокусе. Когда сзади все красиво размыто, боке называется. Да ты видела такое, на своих фотках точно. — Он замолчал и, дождавшись моего смущенного кивка, продолжил. — Так вот, ей даже люди не нужны, чтобы снимать полнейший космос. Я тебе как-нибудь покажу.
Ник внезапно остановился, повернув голову. Слева от нас возвышался внушительный особняк в стиле классицизма, гордо расправивший крылья-флигели и увенчанный круглым бельведером. Мы оказались прямо у подножия лестницы, по которой то и дело поднимались и спускались люди.
— Хочу кое-что попробовать! — внезапно воодушевился он, доставая из рюкзака фотоаппарат. — Ну-ка иди наверх. Эх, жалко, штатива нет…
Никита выглядел вдохновленным, и мне передалось его настроение. Дойдя до железной оградки, я повернулась и посмотрела на фотографа сверху вниз. Тот показал мне большой палец и сделал несколько кадров.
— Давай ко мне.
Улыбнувшись, я сделала пару шагов по ступеням вниз.
— Теперь замри! — крикнул мужчина.
Послушно остановилась. Ник тоже превратился в изваяние, потом вдруг отмер и взбежал по лестнице.
— Смотри! — Он повернул ко мне цифровой экран фотоаппарата. — Такой эффект получается на длинной выдержке.
На снимке я будто парила на верхней ступеньке, а по бокам от моей фигуры сливались в сплошной поток фигуры других людей.
— Круто, да? — произнес он чуть ли не благоговейно. — Ты как богиня, спускающаяся к смертным… к смертному мне.
— Красиво, — призналась и, заметив, как Ник довольно осклабился, добавила ложку дегтя: — А ничего, что мое лицо тоже немного размыто?
— Ты еще про заваленный горизонт вспомни! — проворчал Никита, насупившись. — Смазанная фотография может быть хорошей, если в ней сохранена правда пережитого опыта. Я увидел тебя вот так, и никто не посмеет сказать, что я не прав. Удачность снимка не равна четкости и технической безупречности!
— Хм, — протянула я, отчего Ник еще больше нахмурился. — Раз техника не первостепенна, можно мне тоже попробовать?
— Попробовать? — На лице фотографа отобразилась растерянность, которая тут же сменилась неприкрытым энтузиазмом. — Конечно!
Я осторожно приняла у него из рук фотоаппарат, заметив, как ярко сверкнули сияющие азартом глаза. Даже сгустившиеся на небе тучи не могли скрыть их блеска.
— В сумерках снимать труднее, но и результат может выйти интереснее, — инструктировал меня Ник, тыкая пальцем в настройки. — ISO ставим повыше, но не слишком, чтобы не было зернистости. Ага… А теперь самое сложное.
Он встал за моей спиной и, практически обхватив руками, тоже взялся за фотоаппарат, продолжая пояснения:
— Нам нужна длинная выдержка, а за это время рука может дрогнуть. И раз мы без штатива, то держим фотоаппарат крепче и поближе к телу. Что бы ты хотела запечатлеть?
Я отбросила мысли о том, как мы выглядим со стороны и сосредоточилась на съемке. Перспектива с видом на мост показалась заманчивой, и я указала в ту сторону. Никита повернулся вместе со мной, прикрывая мою спину от ветра и создавая ощущение защищенности.
— Отличный выбор, — похвалил он, щекотнув шею теплым дыханием. — Если пустить в кадр дорогу, то можно сделать волшебство. Нажимай.
Я слегка опустила объектив и щелкнула затвором. Через пару секунд на экранчике появился результат: фары проезжающих машин слились в слегка неровный поток света. Стало понятно, о чем говорил Ник: действительно, волшебство.
— Одна из ценностей фотографии в том, что ты можешь остановить время, причем столько времени, сколько тебе нужно. — Его голос звучал над правым ухом, пробираясь куда-то под кожу. — При желании можно в одном кадре поймать полный оборот звезд на ночном небе.
Я представила себе поле под бескрайним небосводом, штатив в высокой траве, фотографа, терпеливо и задумчиво сидящего на своем пледе в ожидании рассвета. И себя рядом с ним. Сердце замерло на миг от восторга. Интересно, поймал бы он их для меня? Все эти звезды?
— Пойдем еще что-нибудь сфотографируем? — попросила я, поспешно отогнав картинку, которой не было места в моей жизни.
И мы пошли. Мимо длинного здания с колоннами и сводчатыми окнами, по площади с похожими на мыльные пузыри стеклянными холмиками и в сад, примыкающий к краснокирпичной стене старой крепости. Иногда останавливались, надеясь увековечить то взвесь воды над фонтаном, то всполохи вечного огня, или пытаясь выхватить из толпы самое интересное лицо. Срывавшаяся с неба мелкая морось и редкие крупные капли нас мало волновали: свернув на ярко освещенную широкую улицу, мы медленно брели вверх по ней, болтая обо всем и ни о чем.
— Так вот, решил он сделать перерыв, гасит лампу, моделька накидывает халатик, садятся за стол чайку попить, как вдруг… — Ник сделал драматическую паузу, нагнетая атмосферу. — Как вдруг в замке начинает поворачиваться ключ!
— И он такой: «Это жена, раздевайся скорее!» — продолжила я, посмеиваясь.
— Эй, а ты откуда знаешь? — возмутился Никита, останавливаясь и озадаченно глядя на меня.
— Да это известный анекдот про художника и натурщицу. Когда я училась в институте, его только ленивый не рассказал, — призналась я, смахивая с лица очередную каплю. — Сдается мне, фотографы его позаимствовали.
— Ну знаешь ли! — хохотнул Никита, глянув на окончательно почерневшее небо, которое где-то вдалеке прорезал яркий зигзаг. — Обвинять в плагиате…
Над головой громыхнуло, оборвав мужчину на полуслове, и я неосознанно схватилась за его руку.
— Бежим! — внезапно крикнул он, срываясь с места.
Ливень обрушился внезапно, застигнув нас посреди тротуара. От нахлынувших ощущений, контраста крепко держащей меня горячей ладони и холодной воды за шиворотом, от вихря проносящихся мимо сияющих витрин и наползающей сверху тьмы, от полноты жизни в одном моменте — от всего этого охвативший меня восторг вырвался на волю радостным смехом. Мы бежали, казалось, целую вечность, хотя на самом деле всего метров двадцать, пока не влетели под козырек ближайшей троллейбусной остановки, запыхавшиеся и мокрые. Хохоча, Ник повернулся ко мне, отпустив руку. И тут же обнял и прижал к себе, дав почувствовать, как гулко бьется его сердце.
— Холодно? — спросил он, заглядывая мне в лицо. — Замерзла?
Я качнула головой, улыбаясь в ответ.
В его глазах плескался огонь. И когда он склонился и прижался губами к моим губам, я поддалась, ощущая, как внутри меня вспыхивает и оседает пеплом невидимый кокон, позволяя раскрыться чему-то новому, неведомому, но, без сомнения, самому прекрасному, что может быть в женщине. Никита касался меня нежно, но уверенно, и я первая шевельнула губами. Он тут же подхватил мое движение и, будто в танце, повел за собой. Наши дыхания смешались, заставив вцепиться в полы его куртки, чтобы устоять на ногах: голова закружилась как от того коньяка, с пьяным запахом и обжигающим вкусом. Ник прижал меня к себе еще крепче, и это слегка отрезвило. Что я делаю? Как могла забыть, что практически замужем за другим?
