Всем выдает любимую страницу.

И, сколько пестрых кадров ни смотри,

Где режут глаз наряды и улыбки,

Как ни старайся ценность в них найти,

Весь смысл в одном лишь черно-белом снимке.

Твой идеал теперь в моих чертах,

И красота моя в твоих глазах.

Ноги гудели после четырех экскурсий подряд. Зато это были последние занятия с малышами перед отпуском — впереди две недели отдыха, которые я проведу вместе с Лешей. Если ему удастся взять пару отгулов, то, возможно, мы даже куда-нибудь выберемся. Посидим в кафе, сходим в планетарий, прокатимся на колесе обозрения или устроим пикник на траве… Столько всего хотелось бы сделать вместе!

Дойдя до Итальянского дворика, я присела на одну из скамеек, выставленных квадратом в центре зала, и украдкой растерла ноющие лодыжки. Рядом, ближе к слепку Фрайбергского портала, устроился мой знакомый юноша, сейчас сосредоточенно скользивший грифелем по бумаге. Когда он поднял голову, откидывая со лба завиток непослушных волос, на зарисовке мелькнуло лицо сидящей бок о бок девушки, занятой собственным эскизом. В студентке с двумя тоненькими розовыми косичками у висков я узнала свою вторую любимицу.

— Эм, это тебе, — неумело завязал разговор парень, вырвав из альбома готовый портрет и протянув его запечатленной модели. — Извини, что без спроса. Возьмешь?

Оторванная от работы над карандашным наброском, она неуверенно приняла подарок и, взглянув на него, залилась румянцем. В ее облике было столько невинного очарования, что я не могла не понять увлеченность молодого художника.

— Спасибо. — Девушка немного скованно, но искренне улыбнулась. — А можно… я тебя тоже нарисую?

Я залюбовалась развернувшейся передо мной сценкой. В голову пришла мысль, что это может быть началом большой и красивой любви и мне посчастливилось стать невольным свидетелем маленького чуда, первого шага, первой искорки чувств. Отвернувшись, я несколько раз согнула и разогнула ноги в коленях, окончательно стряхивая с них усталость, встала и пошла к выходу, унося в сердце образ юности и надежды.

Спустившись по лестнице, я даже не очень сильно удивилась, заметив в холле знакомую фигуру. Белые кеды, кожаный жилет с кучей молний, сдвинутые на лоб огромные солнечные очки — Никита как ни в чем не бывало стоял посреди музейной толпы, будто здесь ему самое место.

— Какой праздник у нас сегодня? — спросила я вместо приветствия, подойдя к фотографу со спины, и с улыбкой добавила, как только он развернулся: — С чем ты пришел меня поздравить?

— Дина! — Каждый раз, когда он произносит мое имя, на его лице мелькает что-то сродни удивлению. — Сейчас, э-э… дай мне секунду.

Мужчина достал телефон из заднего кармана и что-то быстро набрал.

— Так, посмотрим. День сообщества анонимных алкоголиков мимо, хотя… Нет, все же нет. День разрисованных ладоней уже ближе… О, нашел! — Он опустил руку с телефоном, и его лицо приняло торжественное выражение. — Позволь, поздравить тебя со Всемирным днем мороженого и пригласить продегустировать… Ай, черт!

— Ты в порядке? — побеспокоилась я, когда фотограф расстроенно тряхнул головой.

— Забыл, что мороженое мы уже ели, а повторяться я не люблю. А, плевать! — Никита засунул телефон обратно в карман брюк и решительно посмотрел мне в глаза. — Я пришел просто потому, что хотел тебя увидеть. Даже билет в музей купил, вот. Пойдем погуляем?

Его бесхитростное признание тронуло меня до глубины души. Настолько, что я не сразу нашлась с ответом.

— Хочешь, я…

— Не надо меня уговаривать, я и так соглашусь. — Слова, выуженные откуда-то из маминого арсенала коронных фраз, вылетели сами собой. — Пойдем.

Улыбка Ника, казалось, осветила весь первый этаж.

* * *

— Ты, наверное, часто гуляешь? — спросила я у Никиты, неспешно ступая рядом.

От неторопливого променада тяжести в ногах не чувствовалось, и я легко шла по тротуару, наслаждаясь вечерним видом знакомых улиц. К концу рабочего дня немного похолодало, по небу бежали тучи, но здесь, в самом сердце города, ветер практически не ощущался, и было уютно шагать в ногу, держась за вежливо подставленный локоть. И почему я так мало выхожу на улицу?

— Нет, на самом деле, — ответил Ник, вторя моим мыслям. — Редко куда-то выбираюсь не по делам.

— Мы с Лешей раньше много гуляли, он меня приучил, — поделилась я кусочком своего прошлого. — А в одиночку, получается, не так интересно.

— Выходит, наш муж нашел занятие поважнее?

Я покосилась на идущего рядом мужчину. Тот выглядел расслабленным, и издевки в его интонации не чувствовалось, хоть выбранная формулировка и походила на шпильку.

— Выходит, так, — согласилась я, пытаясь вспомнить, в какой момент новые проекты и премии заменили собой обязательные вечерние вылазки и воскресные походы в кино. — Он вкладывает все силы в работу, а я даже не знаю, как поймать паузу в его делах, чтобы отдать снимки.

Рука, на которую я опиралась, напряглась, заставив меня снова покоситься на Никиту.

— Ты не думай только, что я обесцениваю твой труд, — смущенно пробормотала я. — Просто сама уже не знаю, чего жду от… всего этого. И даже не уверена, чего именно хочу…

Последние слова я произнесла совсем тихо, как будто испугавшись собственных мыслей, и виновато опустила голову. И тут же подняла обратно, ощутив ободряющие похлопывая по руке.

— Ничего я такого не думаю, Дина, — серьезно произнес мужчина. — Только тебе решать, кому показывать свои фотографии. Если ты считаешь его достойным, значит, он их увидит.

Я кивнула, не в силах ответить вслух. Сделала медленный вдох и чуть сжала пальцы, лежащие на мужском локте.

— А гулять полезно! — воодушевленно заявил Ник, переводя тему. — Пленэр люблю, конечно, но это не то.

— Ты только с людьми работаешь или пейзажи тоже снимаешь? — подхватила я, ощущая благодарность за проявленную чуткость.

Никита и чуткость, надо же.

— Пейзажи без людей — это просто трава и деревья. Именно человек оживляет картинку своей эмоцией, как по мне.

— Великие пейзажисты с тобой бы поспорили.

— Ну, не только они, — хмыкнул Ник. — Есть фотографы, обладающие даром видеть эмоции в любом предмете. Например, Каваучи, японка, творит просто невероятное на малой глубине резкости.

— Глубине резкости?

— Это какое расстояние от фотоаппарата будет в фокусе. Когда сзади все красиво размыто, боке называется. Да ты видела такое, на своих фотках точно. — Он замолчал и, дождавшись моего смущенного кивка, продолжил. — Так вот, ей даже люди не нужны, чтобы снимать полнейший космос. Я тебе как-нибудь покажу.

Ник внезапно остановился, повернув голову. Слева от нас возвышался внушительный особняк в стиле классицизма, гордо расправивший крылья-флигели и увенчанный круглым бельведером. Мы оказались прямо у подножия лестницы, по которой то и дело поднимались и спускались люди.

— Хочу кое-что попробовать! — внезапно воодушевился он, доставая из рюкзака фотоаппарат. — Ну-ка иди наверх. Эх, жалко, штатива нет…

Никита выглядел вдохновленным, и мне передалось его настроение. Дойдя до железной оградки, я повернулась и посмотрела на фотографа сверху вниз. Тот показал мне большой палец и сделал несколько кадров.

— Давай ко мне.

Улыбнувшись, я сделала пару шагов по ступеням вниз.

— Теперь замри! — крикнул мужчина.