— Ага, вот он!

— Но я не ребенок…

— Внутри каждого есть свой ребенок, — возразил Никита, вновь подняв бутафорский меч и воздев его к солнцу.

Глядя на его картинную позу, с только что рожденным афоризмом трудно было не согласиться. В этот момент я даже, пожалуй, позавидовала легкости, с которой он шел по жизни. Захотел вдруг прогуляться — так за чем дело стало? Вздумалось отметить день детей в компании взрослой женщины — почему бы и нет? Вырядиться в экстравагантный жилет и нахлобучить на голову шляпу-трильби? Нет поводов отказывать себе в удовольствии! Но главное, Ник при этом выглядел таким счастливым, что невольно хотелось ухватить кусочек безумства, которое шлейфом тянулось за ним, привлекая внимание каждого встречного. Уже не раз его мальчишеские проделки заставляли задуматься, отчего у меня не выходит так же, спонтанно, руководствуясь лишь собственными желаниями, улыбнуться началу лета и подорваться куда-то, радуясь новым местам и людям. Вместо этого я вернусь домой и шесть часов буду маяться в ожидании Лешиного приезда, бесконечно прокручивая в голове нашу встречу и проверяя фотографии в конверте. Так ведь? Или не так?

— А знаешь, ты прав! — заявила я неожиданно даже для самой себя. — Мне нравится гулять, вот только меч…

— Беру этот груз на себя, — тут же сориентировался Никита и, ловко подбросив клинок, перехватил его другой рукой. — Побуду сегодня рыцарем, тем более что Прекрасная Дама уже имеется. Кстати, тебе очень идет. Прямо напрашиваешься на серию снимков.

— Ой, только без снимков, пожалуйста! — Я отчаянно замахала руками, открещиваясь от подобной перспективы. — Лучше в другой раз, ладно? То есть не в другой, а… В общем, пойдем уже!

Красная, как рак, я зашагала вдоль дороги, стараясь не встречаться с Никитой взглядом. Сорвавшиеся с губ слова вдруг прозвучали двусмысленным обещанием — не то чтобы неприличным, но и далеким от обычной дани вежливости. А еще где-то глубоко внутри они пробудили чисто женское любопытство. Интересно, как бы Ник запечатлел меня в нарядах разных эпох? Впрочем, ему под силу создать как парадный портрет императрицы, так и фривольную композицию с куртизанкой — в этом я нисколько не сомневаюсь.

— Нам сюда, — скомандовал фотограф, схватив меня за руку. — Придется проехаться на метро, ты не против?

— Нет, а куда мы…

— Сюрприз!

Ник потянул меня ко входу в подземное царство, где, как и ожидалось в час пик, было весьма многолюдно. Пестрый поток людей нес в вестибюль, грозя сбить с ног тяжелыми дверьми, которые нехотя открывались под напором толпы и мгновенно захлопывались, как будто задавшись целью расшибить лбы самым нерасторопным. Впрочем, мне не пришлось отбивать руки, подхватывая массивные створки: Ник, щурясь от порывов теплого воздуха, буквально впечатал ладонь в стекло, пропуская меня вперед.

— Ууу, я туда не полезу! — пришел к выводу мой спутник, как только оценил длину очереди в билетную кассу. — Придется вспомнить молодость. Оружие подержишь?

— Ты что, собираешься вот так же? — Я вытаращила глаза на турникеты, через которые как раз один за другим перепрыгнули двое мальчишек. — Даже не думай, у меня проездной есть!

Ругань и свист женщины-контролера, высунувшей голову из кабины, не пробудили мук совести в безбилетниках, молниеносно сбежавших по лестнице в подземку. На Никиту, судя по его улыбке, данная сцена тоже воспитательного эффекта не произвела.

— Пройдешь через турникет, — отрезала я, сурово нахмурившись.

— Не могу, я его боюсь, — признался Ник, смущенно почесав лоб рукоятью меча, от вида которого проходящая мимо женщина чуть не свернула себе шею.

— Кого? Турникет?

— Это нупогодишный турникет, — с нажимом уточнил фотограф. — Видела, что он в мультике с Волком сделал?

— Эм… прищемил ему хвост? — неуверенно произнесла я, больше опираясь на логику, чем на память.

— Именно! Ты только посмотри на эти пыточные орудия! — Никита махнул клинком в сторону аппарата, который в этот момент с грохотом щелкнул створками по коленям матюгнувшегося дедушки. — Я не хочу тоже остаться без хвоста.

— Не глупи, ты же не волк.

— Я не волк, а мужик. И любой мужик должен беречь свой хвост смолоду.

Я несколько раз моргнула, сначала пытаясь понять, о каком хвосте идет речь, а затем осмысливая новую для меня мудрость. Что ж, если оставить за скобками непристойность шутки, озвученную истину невозможно оспорить. Фаллический культ не только один из самых древних, но и чрезвычайно живучий.

— Идем, что ты как маленький, — пожурила я Ника. — Давай. Раз, два…

На счет «три» я поднесла карточку к желтой мишени валидатора и легонько подтолкнула Никиту в спину. Крепко прижав меч к груди, он размашисто шагнул и в мгновение ока оказался по ту сторону турникета.

— И совсем нестрашно, правда? — улыбнулась я, проходя следом. — В конце концов, сегодня ты рыцарь без страха и упрека.

— Пожалуй, — согласился Ник, смешно сбив шляпу на один глаз. — С тобой можно и рыцарем.

* * *

Я опустила голову на стол, накрытый к Лешиному приезду. Две тарелки с приборами, пара бокалов и вазочка со спелой клубникой были плохими собеседниками и никак не стремились скрасить мой вечер. В холодильнике — бутылка шампанского, в духовке — мясо по-французски, в ящике стола — конверт с фотографиями. За окном — мигающий фонарь, который так никто и не смог починить, а в квартире — тишина, нарушаемая лишь ритмичным тиканьем часов в виде пузатого чайника.

Половина одиннадцатого. А я так и не решила, когда лучше показать снимки: во время ужина или уже после? Размышляя над этим, лишь на мгновенье прикрыла глаза, но сознание тут же поплыло, и беспокойное ожидание было вытеснено воспоминаниями о сегодняшнем вечере. Праздник, теплая погода и начало каникул выманили из домов много семей с детьми. Они тоже, как и мы с Ником, гуляли по широкой аллее, засаженной по обеим сторонам высокими елями, уворачивались от безбашенных скейтбордистов, о чем-то болтали и катались на колесе обозрения. Поначалу меня не оставляло ощущение, что я все еще на работе среди разновозрастной малышни, которая глазеет на мой не совсем обычный наряд и странного дядю с мечом. Но очень скоро хихиканье и шепотки слились с общим гомоном, а любопытные взгляды перестали меня волновать. Никита, кажется, и вовсе их не замечал. Он мужественно тащил длинный клинок, то зажимая его под мышкой, то волоча по асфальту, и периодически натягивал на глаза шляпу, защищаясь от вечернего солнца и сетуя на забытые темные очки. Болтал без умолку, когда пытался одной рукой развернуть бумажный пакетик с хот-догом, и растерянно молчал, когда я влажной салфеткой вытирала ему перемазанные горчицей пальцы. Людской поток обтекал нас, как вода речной валун, журча голосами и шелестом разворачиваемых оберток.

Сквозь полудрему я поморщилась от участившегося мерцания фонаря. Уткнулась носом в сгиб локтя и улыбнулась, вспомнив ларек с мороженым, где детям в обмен на рисунки раздавали картонные стаканчики с пломбиром. Конечно, Ник не мог пройти мимо. Мы рисовали на кривоватых листочках, выдранных из моего блокнота. Он — странную композицию, в которой смутно угадывались человеческие фигурки из палочек и кружочков, обступившие чудище с длинными щупальцами. Я — портрет мужчины в короткополой шляпе с контрастной полоской вокруг тульи. Он по-ребячески велел не подсматривать, прикрывая свои каракули широкой ладонью. А я искоса поглядывала на его лицо, подмечая важные для наброска черты. Он доказывал, что изобразил не хоровод, а фонтан за нашими спинами. Я настаивала на том, что мое творчество — неудачная репродукция автопортрета Серова.

А потом сон окончательно сморил меня. В нем мы дегустировали честно заработанное мороженое — то самое, из детства, с деревянными палочками вместо ложек. Доев свою порцию, Никита — или это был Леша? — вдруг вытащил из-за пазухи миниатюрную бутылочку, прихваченную в качестве лекарства от аллергии, и плеснул коньяка в пахнущий пломбиром стаканчик. На донышке, в янтарных отблесках бренди, расправили крылья две красивые бабочки. Они закружились, затрепетали и слились воедино, рождая солнечный диск, в лучах которого грелась маленькая, проходящая мимо планета. Кажется, о чем-то таком нам говорили на астрономической площадке в музейную ночь — или мне это уже снилось раньше?

Уличный фонарь сверкнул оранжевой вспышкой, резанув по векам, и внезапно погас. Я нехотя приоткрыла глаза, обвела заспанным взглядом погруженную во мрак кухню и, не став включать свет, вновь задремала. А все же надо выбрать правильный момент для вручения фотографий…

Как повернулся в дверном замке ключ, я уже не слышала.

Когда смотрю не на лицо, а в сердце,

То вижу, как обманчивы глаза.

Но даже если в сто мехов одеться,

Родную душу обмануть нельзя.

Потускнет краска раньше или позже,

Облезет позолота за года —

И то, что было прежде так похоже,

Теперь не перепутать никогда.

Заглядывая в сердце, а не в лица,

Ты видишь суть, начало всех начал,

Которое не спрячешь за ресницы,

Которое в зрачках не замечал.

Былая правда снова терпит крах:

Все вечное — не более чем прах.

— У тебя глаза Венеры Милосской!

Услышав за спиной восторженную репризу, я вздрогнула и стремительно обернулась. Похоже, история с книгой сыграла со мной злую шутку, иначе отчего бы мне так нервно реагировать на давнего знакомца: молодой ловелас привел очередную пассию любоваться экспонатами Греческого зала.