— Юля? — переспросила я, намекая на то, что не дождалась не только объяснений, но и знакомства.
— Ага! Она мой… моя… Погоди, есть идея, сейчас вернусь! — Мужчина внезапно разжал руку и, нырнув обратно в коридор, скрылся за одной из дверей.
Юля, проводив его веселым взглядом, прыснула, чуть не подавившись надкушенной морковкой.
— Секунд десять, очуметь просто! Кому сказать — не поверят!
— Почему?
Женщина хитро стрельнула в меня глазами, но вместо ответа закинула в себя остатки овоща и многозначительно захрустела.
— Меня Диной зовут, — представилась я, глядя, как Юля принялась вытаскивать из сумки какие-то баночки и расставлять их на кухонном островке.
— А я в курсе, — со смехом ответила та. — Ник прям орал твое имя в трубку, сложно было не услышать.
Я почувствовала, как краска заливает лицо.
— Ни разу не видела, чтоб он так быстро сворачивал съемку. Разогнал моделек за три секундочки, — добавила Юля, уже успев развернуть один из пеналов с кистями и где-то раздобыть свежий огурец, который сейчас увлеченно жевала. — А я, уж поверь, частенько работаю с этим придурком и знаю его как облупленного. Очевидно, ты его зацепила.
Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы откреститься от Ника и всего, что с ним связано, но тут он снова влетел на кухню, с разгона бросив на стул разноцветную охапку воздушных тканей. Платки выпорхнули из его рук и красиво осели на спинку, струясь по металлическим ножкам.
— Та-ак! — Мужчина выхватил из вороха красную вуаль и приложил ее ко мне, будто портной, собравшийся шить сказочное платье принцессы. — Ну да, перебор, конечно.
— Никита, послушайте…
— Послушай, — перебил он меня, многозначительно изогнув бровь, и тут же зарылся в кучу материи, грозившей разлететься по всей квартире. — Слушаю.
Откопав белое кружево, фотограф поднял его на вытянутых руках и пристально посмотрел на меня сквозь ткань.
— Послушай, эта фотосессия… — Я осторожно покосилась в сторону навострившей уши Юли, даже переставшей грызть порядком укороченный огурец, и на выдохе прошептала: — Спасибо, что согласился. Для меня это очень важно.
— Я знаю, — хмыкнул Ник, прикладывая к моему плечу черный бархат. — Да что ж такое! Не-не-не… Я щас!
Швырнув ткань прямо на пол, он понесся по своим делам, вдохновленный новой задумкой. Юля же, напоминая волну, перетекающую с места на место, одним слитным движением переложила ворох тканей на разделочный стол рядом с плитой и усадила меня на освободившееся место.
— Так вот ты какой, цветочек аленький, — задумчиво произнесла красавица, пристально меня разглядывая. — Что ж, буду тебя красить. Ник сказал, что заказ от топового салона, а значит, нужен топовый визажист.
— А это обязательно?
Фыркнув на странный вопрос, Юля брызнула на мои руки антисептиком и вручила влажную салфетку, велев протереть лицо. Сама же доела огурец и, обхватив свой живот, задумчиво произнесла, будто прислушиваясь к внутреннему голосу:
— Чего бы еще заточить? Надеюсь, близняшки родятся до того, как наберут килограммов по пять. На меня и так уже одежда не лезет. — Женщина, посмеиваясь, легонько похлопала себя по круглому животику, красноречиво обрисованному голубым шелковым платьем в белых зигзагах. — Нет уж, дайте маме поработать, маленькие проглоты. Ну что, Динусь, готова? Сейчас базу нанесем, только руки помою.
— Юль, забыл сказать! — выпалил внезапно вернувшийся Ник, просунув голову в дверной проем. — Чтоб по высшему разряду! На свой вкус, но глаза золотым, лады?
И, не дожидаясь ответа, тут же скрылся, гонимый очередным творческим порывом.
— Сделаем, — невозмутимо отреагировала на громогласное заявление Юля, задорно мне подмигнув. — Зря я, что ли, у мужа на весь день отпросилась? Так и сказала: пока новенькую девочку не накрашу, дома не жди!
Я не смогла удержаться от улыбки. Когда Юля не рассматривала меня как заморскую диковинку, общение с ней было легким и непринужденным. Словно с подругой, с которой можно поговорить о чем-то, не связанном с шедеврами Лейденской коллекции или сэдовскими поручениями.
— Тебе, наверное, привычнее делать макияж профессиональным моделям? — спросила я у девушки, когда та легкими касаниями нанесла мне на лицо что-то вроде крема и предложила самой распределить его по всей коже.
— Почему? — удивленно отозвалась она, прекратив мурлыкать под нос очередную зажигательную песенку.
— Ну, они знают, что нужно делать, — ответила я, слегка смущаясь. — Да и вообще, красивые…
— Ой, ну ты сказанула! Так, молодец, теперь тональник. — Юля подвинула два одинаковых, на мой взгляд, тюбика и, примерившись, отложила один в сторону. — Что там красивого? Фигуры хорошие — это да, а лица обычно так себе. Кожа из-за плотного макияжа плохая, черты часто однотипные. Их же в агентствах по одному шаблону набирают. И учат так же: некоторые барышни себе пару-тройку эффектных поз выберут, где они все из себя богини, и не парятся. Но это, конечно, непрофессионально, Ник с такими не работает. Он вообще, если честно, с моделями работать не любит.
— Почему? — робко спросила я, почувствовав внезапный интерес к затронутой теме.
— Говорит, скучно. — Юля пожала плечами, растушевывая кисточкой по скулам очередное средство. — Ему больше нравится снимать интересные типажи.
— Интересных девушек? — уточнила я, ощущая себя как часть ассортимента для привередливого фотографа.
— Почему сразу девушек? И мужчин, и детей, и людей в возрасте. И далеко не всегда красивых, кстати, — прокомментировала женщина, однако тут же поспешно добавила: — Но ты красивая! А то, что не модельной красотой, так это Ника, видать, и привлекло.
Я замялась. Красота — понятие условное. И хотя отражение в зеркале меня всегда устраивало, сличать его с классическими чертами и линиями не возникало желания. Не было там ни античных пухлых губ, ни бледности Ренессанса, ни роскошных форм барочных модниц. Но, с другой стороны, в современном мире каноны красоты меняются настолько часто, что любая девушка способна хоть однажды попасть в нишу пропагандируемых стандартов. В тренде постоянно оказываются то пышная грудь, то чрезмерная худоба, то бронзовый загар, то милые веснушки… Наверное, где-то среди этого разнообразия затерялся и мой портрет. Нравится же он тем посетителям музея, которые останавливаются возле моей фотографии. Есть ли тогда принципиальная разница между мной и музами известных художников? Вдруг я для Ника так же особенна, как Симонетта для Боттичелли или Форнарина для Рафаэля?
От подобных амбициозных мыслей я смутилась и почувствовала, как румянец опять наползает на щеки. Хорошо, что под тональным кремом его не должно быть заметно.
— Смотри вверх сейчас, — велела Юля, указала пальчиком в потолок и подалась всем телом ко мне. — Ну да, черты лица мелкие, узкие губы. Глаза вот больше, чем в среднем. Из-за этого, кстати, учти, если будешь сама макияж делать, что стрелку на верхнем веке не надо уводить далеко… Ага, теперь держи. Это кайал, им надо прокрасить кромку вдоль ресниц. Справишься?
Я кивнула, с опаской принимая из ее рук зеркальце и золотисто-коричневый карандаш.
— Эльфик такой, — продолжила рассуждать Юля, махнув кисточкой в мою сторону, словно дирижерской палочкой. — Феечка Динь-Динь. А Ник, он как этот мальчишка, ну…
— Питер Пэн, — хихикнула я, усердно прорисовывая указанную линию.
