— Да?
Лоренс собрался, выдохнул и сказал:
— Если Вы не сделаете что-нибудь с «рядами смерти», я…
— Что? — Эйи смотрел заинтересовано и с улыбкой.
— … я всё-таки расскажу об этом главе организации.
Повисла тишина.
— Причина? — поинтересовался Эйи мгновенно переменившимся тоном, заставившем Винтерхальтера внутренне вздрогнуть.
— Мне кажется, причина очевидна. Вы даёте людям непосильные задания, хотите от них то, что они заведомо не смогут выполнить. А также… — он лихорадочно вспоминал, что ещё хотел сказать; все аргументы как-то выветрились из головы. — А также, они могли бы много чего добиться, выжив! Они могли бы изменить своё мнение, у них было будущее! Это, выражаясь Вашими понятиями, — он кашлянул, — растрата ресурса.
— Это не мои понятия, Лоренс.
— Тем не менее, порой Вы ведёте себя так, будто и Ваши тоже. Вы не пробовали вещать им с трибуны, что они все сдохнут — пошли бы они тогда на это, а?!
Тут Эйи рассмеялся. Успокоившись, он ответил:
— Пробовал, Ларри, пробовал, — несколько секунд он просто смотрел на переменившееся лицо Винтерхальтера, а потом продолжил. — Мы вместе с одним человеком проводили подобие эксперимента — интересно было понять психологию этих фанатиков. Я вышел и прямо им сказал, что они все умрут, что это не игрушки, что их возможности расходятся со стремлениями, и так далее, и тому подобное, и в общем, ребята, я вас предупредил. Видел бы ты их изменяющиеся лица. Мало того, что они восприняли это как вызов — у них ни на секунду не возникло мысли о том, что можно отказаться от своих намерений — так ещё и стали обвинять меня в малодушии.
Он многозначительно посмотрел на Лоренса. Тот ответил:
— А если вообще, ничего… не говорить?..
— Но они ожидают, что ты что-нибудь им скажешь. Да и вообще, должны же они увидеть свое руководство в лицо хоть раз. Без явного авторитета они тоже, знаешь ли, опасны бывают.
— Но… почему так?
— Пойми, Ларри. Им по любому нужно растратить энергию. Эти люди, может, всю жизнь посвятили своему фанатизму; ты что, хочешь их разочаровывать? Я не говорю, что в других условиях они были бы такими же. Нет. Но мы все здесь в конкретных условиях, которые вполне определённо на нас влияют; они сами выбрали для себя этот путь. Лучше будет, если они будут заниматься экстремистской деятельностью? Или может, пополнять ряды той группировки? А ещё лучше будет, Ларри, если после каждого сражения мы будем терять действительно важных людей, которые годами совершенствовали свои навыки, и явно не для того, чтобы случайно погибнуть раньше времени от рук каких-то подонков!
— Вы говорите…
— Я говорю о многих. Да зачем далеко ходить — о тебе, об Ите, о множестве людей, которых ты пока не знаешь, но которые представляют огромную ценность для будущего.
Винтерхальтер помолчал, а затем сказал, как бы извиняясь:
— Вы не говорили мне раньше об этом эксперименте, да и вообще об этом всём… Я не мог догадаться сам…
— Да ничего, Ларри. Это хорошо, что ты задаёшься такими вопросами и что ты возражаешь. Я много о чём тебе сразу не говорю в том числе и потому, что мне нужно, чтобы ты обладал критическим мышлением.
— Что ж, пока что всё идет успешно, — Лоренс нервно усмехнулся. — Только после каждого проявления этого критического мышления Вы разговариваете со мной так, будто хотите убить на месте.
— Я просто не люблю критику в отношении себя, — Эйи натянуто улыбнулся. — Ах да, и спасибо, что напомнил. Я как раз хотел купить себе новую ленточку.
***
В другие несколько дней они сняли небольшой дом в отдаленной альпийской деревне — Эйи давно просил Лоренса научить его стрелять. А узнав, что Винтерхальтер неплохо ездит верхом, тот теперь приставал ещё и с этим.
В один из вечеров Эйи сидел на подоконнике у открытого окна и сушил волосы; Лоренс делал какие-то наброски карандашом.
— По правде говоря, — сказал вдруг Эйи, — меня часто посещает мысль о том, чтобы закончить всю эту вражду разом. Я имею в виду… мы могли бы заключить договор с той группировкой, что-то вроде примирения с принятием их условий. Когда все их планы были бы приведены в исполнение, мы могли бы просто медленно уничтожить их всех изнутри, а затем и обычных людей. По-моему, было бы проще…
Винтерхальтер отложил рисование, и, немного подумав, сказал:
— А Вам не приходило в голову, что за всё то время, пока люди работали бы на нас, большая часть привыкла бы и просто отказалась бы менять положение?
— Ты действительно думаешь, что такое возможно?.. — спросил Эйи с сомнением. — Я об этом как-то не подумал. Ни один из тех, кого я знаю, не способен на такое…
— Что ж, адекватные всегда остаются, но меньшинству будет очень трудно что-либо изменить.
Какое-то время они просидели в молчании — слышались только шелестение карандаша о бумагу, звук расчёски, натыкавшейся на спутанные волосы, и позвякивание колокольчиков на шеях у коров, пасшихся неподалеку.
Тут Эйи спросил, улыбаясь:
— А что, Ларри, ты по любому пошел бы за мной, что бы я не предпринял?
Лоренс снова отложил лист. Он взял со стоящей рядом тумбочки забытый хозяином дома флакон с распылителем для опрыскивания цветов, подошел к Эйи и брызнул в него водой несколько раз. Тот стремительно соскочил с подоконника, прыгая и отфыркиваясь:
— Зачем ты это сделал?!
— Я пошёл за Вами даже в этот ад, Вы думаете, у меня есть выбор?
— Выбор всегда есть, он у тебя и тогда-то был, разве нет?
На это Винтерхальтер снова распылил на него воду; Эйи не выдержал и выпрыгнул в окно — первый этаж, а до двери бежать долго. Лоренс прыгнул за ним, не выпуская из рук флакон.
