Этот жест ощущается неловким и неестественным.

— Нет, — я прерываю, — не делай так.

— Как?

— Не притворяйся, что тебе вдруг стало не все равно.

Он знает, что сейчас у меня нет сил, и это лишь его игра.

Изображая сцену, он кладет руку на мою щеку, здесь, в коридоре реанимации:

— Я люблю тебя. Что еще мне нужно сказать? Я только хочу показать тебе, что я здесь. Я хочу быть здесь, рядом с тобой.

А я хочу побыть в одиночестве.

***

После почти бессонной ночи, наполненной волнением и надеждой, рано утром я встаю, чтобы обыскать каждый уголок в бабушкином доме, пытаясь найти «ту самую» книгу. Мама и Энни советовали не тратить на это слишком много времени, потому что, скорее всего, бабуля что-то путает, как и говорил доктор. Но я довольно долго не могла уснуть прошлой ночью, прокручивая в голове бабушкины слова. Наверное, они правы — я не вижу ни одной необычной книги.

Возвращаю все вещи в комнате на свои места и после этого выхожу в коридор. Кладу руку на дверную ручку ее спальни, еще одна слеза бежит из моих глаз, когда я думаю о том дне, когда нам придется вывезти все ее вещи. Не могу смириться с мыслью о потере бабушки.

В момент, когда я уже начинаю закрывать за собой дверь, мой взгляд падает на маленький деревянный ящик под кроватью. Я видела его там уже много лет, но я никогда не обращала на него особого внимания.

Снова открываю дверь, опускаюсь на колени и немного проползаю вперед, чтобы дотянуться до ящика. Он тяжелый и переполненный, но я вытаскиваю его и обнаруживаю, что это не просто старая коробка. Замысловатая резьба вдоль медных петель и затворок. Дерево потрепанное и мягкое, как будто к нему прикасались тысячу раз до этого, но у меня такое чувство, что он пролежал здесь, запечатанным, долгие годы.

Испытывая чувство вины за то, что сую нос в чужие дела, я напоминаю себе, что бабушка просила найти книгу, и как бы туманно не звучала ее просьба, я хочу выполнить ее. Я провожу кончиками пальцев по старой крышке, прежде чем расстегнуть застежки, и затем открываю ее, прислушиваясь к стонущему скрипу заржавевших петель.

Внутри лежат стопочки старых фотографий и мягкая потертая книга в кожаном переплете, перевязанном красной лентой. Сердце стучит сильнее от одного лишь взгляда на нее. Что же бабуля могла скрывать от нас все эти годы? Как бы мне ни хотелось узнать, что это такое и что там внутри, я осторожно вытаскиваю книгу и прижимаю ее к груди, вдыхая запах старой пергаментной бумаги. Под книгой лежат еще несколько снимков бабушки лет двадцати с небольшим, стоящей перед Статуей Свободы со своей неизменной сияющей улыбкой на лице.

Я умоляла ее рассказать свою историю, мечтала узнать, какой была ее жизнь, но она всегда наотрез отказывалась говорить о прошлом. Ее любимая фраза: «Будущее — это единственное, о чем нужно волноваться». По правде говоря, я боюсь того, что могу узнать, если она когда-нибудь захочет восполнить эти пробелы, но я также боюсь того дня, когда ее история уйдет с ней навсегда.

Возвращая коробку на место, я встаю, держа в руках кожаную книгу, и спешу обратно к машине.

Усаживаюсь на свое место и не проходит и минуты, как я чувствую, что книга будто бы смотрит на меня – умоляя открыть ее и погрузиться в ту жизнь, которую оставили позади.

Звонит телефон, и я благодарна за это отвлечение, когда вытаскиваю его из сумочки и вижу «мама» на дисплее. Я отвечаю с нескрываемым чувством тревоги, всеми силами пытаясь звучать спокойно:

— Все в порядке?

— Да, да, — отвечает она, — мы уже назначили операцию на завтрашнее утро. Хотела сказать тебе.

Облегчение переполняет меня, зная, что мне не придется с ней спорить об этом.

— Я рада, что вы согласились. Так будет лучше.

— Я тоже так думаю, — но ее голос все еще звучит неуверенно.

— О, кстати, я нашла бабушкину книгу.

— Какую книгу?

— Ту, о которой она просила.

— Я понимаю, но что это за книга? — расспрашивает мама.

— Понятия не имею, но она старая и выглядит так, словно содержит в себе кучу историй или воспоминаний. Я везу ее в больницу.

— Майк не с тобой?

— Нет, — отвечаю сквозь стон.

— Это очень мило с его стороны, что он решил заехать вчера, но нам не нужно, чтобы он слонялся по больнице прямо сейчас.

— Мам, — говорю я, пытаясь остановить любые дальнейшие комментарии на эту тему.

— Эмма, ты знаешь, как я к нему отношусь.

— Да, не то, чтобы ты пыталась как-то скрыть свою ненависть к Майку. Я понимаю и частично согласна со всем, что ты чувствуешь.

— Я рада это слышать, — говорит она, — тогда тебе стоит прекратить возиться с ним и наконец закончить эти отношения.

— Мам.

— Эмма, — снова начинает она.

— Я ненадолго заеду в больницу. У меня крайний срок для одной клиентки сегодня вечером, и, если я не доделаю дизайн ее рекламы, она просто найдет кого-то другого.

В моем мире бизнес не заканчивается в пять часов вечера, а значит, и мои рабочие часы тоже.

Она спорит:

— И почему ты просто не можешь сказать, что у тебя срочное семейное дело?

— Мам, это мой бизнес, я не могу отказаться от всех заказов. Я все улажу, не волнуйся. Уже завтра утром я вернусь к вам в больницу и буду рядом, когда понадоблюсь.

Она выдыхает:

— Хорошо. Просто подожди там, пока я не вернусь, чтобы она не оставалась одна. Мне нужно немного вздремнуть и принять душ.

— Без проблем.

Так как мой телефонный звонок длился всю дорогу до больницы, мое желание открыть бабушкину книгу немного поутихло. Но теперь я здесь, волнение переполняет меня, когда я провожу руками по теплому кожаному переплету. Мне нужно знать, что там внутри.

Я бережно держу ее в руках, словно потерянное сокровище, когда захожу в больницу и направляюсь в реанимацию.

Будучи очень взволнованной, я даже не заметила вчера, насколько длинна была дорога до отделения, и я уже запыхаюсь, когда добираюсь до бабушкиной палаты. Хотя, как раз вовремя, потому что я почти что врезаюсь в доктора Бека.

— Эмма, — приветствует он.