— Нет, — отвечаю сквозь стон.
— Это очень мило с его стороны, что он решил заехать вчера, но нам не нужно, чтобы он слонялся по больнице прямо сейчас.
— Мам, — говорю я, пытаясь остановить любые дальнейшие комментарии на эту тему.
— Эмма, ты знаешь, как я к нему отношусь.
— Да, не то, чтобы ты пыталась как-то скрыть свою ненависть к Майку. Я понимаю и частично согласна со всем, что ты чувствуешь.
— Я рада это слышать, — говорит она, — тогда тебе стоит прекратить возиться с ним и наконец закончить эти отношения.
— Мам.
— Эмма, — снова начинает она.
— Я ненадолго заеду в больницу. У меня крайний срок для одной клиентки сегодня вечером, и, если я не доделаю дизайн ее рекламы, она просто найдет кого-то другого.
В моем мире бизнес не заканчивается в пять часов вечера, а значит, и мои рабочие часы тоже.
Она спорит:
— И почему ты просто не можешь сказать, что у тебя срочное семейное дело?
— Мам, это мой бизнес, я не могу отказаться от всех заказов. Я все улажу, не волнуйся. Уже завтра утром я вернусь к вам в больницу и буду рядом, когда понадоблюсь.
Она выдыхает:
— Хорошо. Просто подожди там, пока я не вернусь, чтобы она не оставалась одна. Мне нужно немного вздремнуть и принять душ.
— Без проблем.
Так как мой телефонный звонок длился всю дорогу до больницы, мое желание открыть бабушкину книгу немного поутихло. Но теперь я здесь, волнение переполняет меня, когда я провожу руками по теплому кожаному переплету. Мне нужно знать, что там внутри.
Я бережно держу ее в руках, словно потерянное сокровище, когда захожу в больницу и направляюсь в реанимацию.
Будучи очень взволнованной, я даже не заметила вчера, насколько длинна была дорога до отделения, и я уже запыхаюсь, когда добираюсь до бабушкиной палаты. Хотя, как раз вовремя, потому что я почти что врезаюсь в доктора Бека.
— Эмма, — приветствует он.
— О, здравствуйте, доктор Бек. Как она сегодня?
— Эта женщина, — он указывает себе за спину, — с ней не соскучишься, — он смеется и смотрит на нее через плечо. — С ней все хорошо.
— Спасибо, что так заботитесь о ней.
— Это моя работа. А теперь прошу меня извинить, мне нужно проверить другого пациента.
Я осталась стоять, немного зачарованная его сияющими глазами и таким участливым отношением, а также, что нельзя было не заметить, видом самой идеальной задницы, на которую, наверное, не стоило бы сейчас пялиться, пока он уходит. Тем не менее, я никогда раньше не видела, чтобы мужская задница выглядела так прекрасно в медицинской форме.
— Эмма, это ты? — к счастью, бабушкин голос прерывает мой неуместный взгляд и мысли, и я захожу в палату.
— Это я, бабуля. Думаю, что нашла твою книгу, — подхожу к ней и аккуратно кладу книгу на ее колени. Уголки ее губ приподнимаются в улыбке, пока ее взгляд все еще сфокусирован на потолке.
— Милый доктор сказал, что я, возможно, не смогу четко видеть следующие несколько дней, но знаешь что?
— Что?
— Я вижу, какой он красавчик, — говорит она сквозь слабый смех.
Мои щеки горят, зная, что мама – точная копия бабушки во всех отношениях. Обеим ничего в жизни не хочется сильнее, чем указать на явно привлекательного мужчину, постоянно напоминая мне, что я все еще не замужем и без детей. Это становится постоянной шуткой – одной из тех, что имеют скрытый смысл, который я умею мастерски игнорировать.
— В любом случае, — пытаюсь сменить тему, — надеюсь, ты говорила об этой книге.
— О ней, — отвечает она, опуская взгляд.
Бабушка открывает книгу, корешок издает скрип, когда она просматривает несколько страниц. Она как будто заново знакомится с ней, проводя кончиками пальцев по центру написанной от руки страницы, похожей на какую-то дневниковую запись.
— Что это? — спрашиваю я.
— Я написала это после того, как приехала в Нью-Йорк, еще в 1945 году. Сейчас так трудно вспомнить детали, но именно поэтому я и изложила все здесь, пока воспоминания еще были свежи в моей памяти.
— Воспоминания? — я знаю, что бабушка оказалась в Нью-Йорке примерно в 1944 или 1945, сразу после окончания войны, но кроме этого мне мало, что известно.
Она пытается взять книгу в руки, но они слишком трясутся:
— Могла бы ты...?
— Я?
