— Мне девяносто два. Я слишком стара для операции. Я слишком стара для чудес. Пора смириться с этим положением и двигаться дальше.

Она говорит так, будто обдумывает это уже долгое время, но я не понимаю, как можно так легко смириться с тем, что умрёшь. Смерть пугает меня. Мне казалось, все её боятся. Хотя, бабушка совсем не как все, и сейчас я понимаю это ещё лучше.

— Твоя жизнь ещё не закончилась, — мои слова пусты, потому что больше нет аргументов.

— Эм, я живу сама по себе, ем в одиночестве, каждый день говорю сама с собой.

— Я буду приходить чаще. Буду обедать с тобой, и ты сможешь говорить со мной, когда захочешь. Пожалуйста, я не готова отпустить тебя.

Я умоляю её передумать, но по глазам понимаю: она приняла окончательное решение.

— Ты должна начать свою собственную жизнь.

Я возражаю:

— У меня есть своя жизнь.

— Ты никогда не влюблялась, Эмма. Ты не понимаешь.

Когда до меня доходит смысл её слов, мне становится больно от того, что она говорит, но обдумав это, я осознаю, что она может быть права.

— Я хочу того, что было у вас с дедушкой, — говорю ей. — Это входит в список вещей, которые я должна сделать в своей жизни.

Она приподнимается на локтях, кажется, прикладывая все свои усилия:

— Эмма, послушай, — она говорит прямо, — у нас с дедушкой была любовь, это точно, но не та самая, которую некоторые ищут на протяжении всей жизни. Он был хорошим человеком – моим лучшим другом в течение многих лет – относился ко мне прекрасно, но иногда выходит так, что мы проводим всю жизнь не с тем человеком.

Смятение. Должно быть, это оно.

— Бабушка, тебе нужно отдохнуть.

Я встаю, чтобы взбить её подушку.

— Сядь обратно, Эмма, — требует она. Твердость её слов заставляет меня сделать то, что она говорит, — я пытаюсь сказать тебе кое-что важное, ты должна выслушать.

— Ладно, — произношу я.

Краем глаза я вижу доктора Бека, заходящего в палату, но бабушка продолжает:

— Осесть очень просто, Эмма. Тяжело выйти из зоны комфорта, давая шанс тому, что все вокруг считают неправильным.

Я не понимаю, о чём она.

Рука доктора Бека находит моё плечо:

— Как она себя чувствует?

Хочу сказать ему, что она говорит какую-то бессмыслицу, но по какой-то причине мне кажется, что именно я не могу найти в этом смысл:

— Она выглядит хорошо, — отвечаю тихо.

— Что же, Амелия, завтра мы установим кардиостимулятор, чтобы предотвратить возможные инсульты в будущем. Как вы настроены?

— Нет, я не хочу этих ваших модных технологий в своём теле.

— Бабуля, пожалуйста, — умоляю я.

— Нет, — снова говорит она, и в её голосе звучит такое упрямство, какого я никогда от неё не слышала.

— Бабушка, я сделаю всё, чтобы ты передумала.

Впадая в отчаяние, я не понимаю, что ещё сделать, чтобы убедить в необходимости этой операции. Её нужно сделать. Это не обсуждается.

Она прикрывает глаза, но её веки поддёргиваются, словно она в глубоких раздумьях. После долгой паузы она снова их открывает и говорит:

— Хорошо.

— Правда? Ты согласна на операцию?

— Да, но с одним условием.

— Всё, что угодно. Чего ты хочешь?

— Избавься от Майка и сходи на свидание с этим милым мужчиной, — говорит она, указывая на доктора Бека.

Не думаю, что моё лицо могло бы стать ещё более красным или горячим, не воспламенившись при этом. Я замираю, глядя на бабушку «как ты могла» взглядом. Она лишь улыбается в ответ.

— Бабушка, — отвечаю я, не собираясь продолжать, учитывая, что доктор Бек стоит у меня за спиной.

— Я оставлю вас ненадолго, — говорит он.

— Нет, я так не думаю, — вмешивается бабушка. — Ты достаточно связан с этой ситуацией, тебе так не кажется?

Доктор Бек переминается с ноги на ногу, явно ощущая дискомфорт от этой ситуации.

— Знаете, для женщины, только что пережившей инсульт, вы достаточно напористы, — отшучивается он.

— Это у нас в крови, — она подмигивает ему. — А теперь, пригласи мою внучку на свидание, чтобы затем назначить мою операцию.

— Вы не думаете, что я могу быть женат или в отношениях? — он спрашивает её, беря стул и пододвигая его ближе к кровати.

— У тебя на пальце нет кольца, а ещё я слежу за твоим поведением, когда рядом моя внучка – ты всё время украдкой бросаешь на неё взгляды. Я, может, и старая, но не слепая, — она говорит это, в восторге приподнимая брови от своей наблюдательности.

— Бабушка, хватит, — стону я.

Доктор Бек садится на стул и, упершись локтями в колени, наклоняется вперед.

— Э-э-э…Эмма.