Глава 36.1
Глава 36.1
Даже кивнуть не успеваю, как Анна Викторовна уже выходит из сестринской, громко хлопнув за собой дверью.
— Что это она не в духе уже с утра пораньше? — вскидывает брови Леся, переводя на меня вопросительный взгляд. — Чего этой Динозаврихе от тебя надо?
— Понятия не имею… — бормочу. — Ладно, Лесь, я пойду. Её лучше не злить.
Кидаю корретктор в сумку и быстро выбегаю в коридор. На ходу застёгиваю пуговицы медицинского халата и старательно давлю в себе нервозность. Хотя, прекрасно понимаю, что ничего хорошего меня там не ждёт. Учитывая, что она видела вчера нас с Воскресенским в коридоре…
— Анна Викторовна, можно? — спрашиваю осторожно, заглядывая в кабинет.
— Заходи, Вершинина, — господи, надеюсь не заметно, что у меня на нервной почве колени дрожат?! — Знаешь зачем я тебя вызвала?
Ещё бы не знать… Это ещё хорошо, что она застала нас в коридоре, когда, по сути, ничего по-настоящему криминального между нами не происходило. Приди она минут на десять раньше в сестринскую, и я бы уже здесь не работала…
— Эм… Анна Викторовна, я хотела сказать, что такого больше никогда…
— Меня твои обещания не интересуют, Вершинина! — рявкает так, что я проглатываю остаток фразы. — Ты, я смотрю, слишком много о себе возомнила, моя дорогая. То, что ты крутишь шашни с Воскресенским не даёт тебе абсолютно никаких привилегий в этой больнице. Заруби себе это на носу!
— Я ничего подобного и не думала.
— Ну да. Я так и поняла. Особенно сегодня ночью, когда ты на него чуть не запрыгнула прямо на глазах у пациентов! Думаешь ты первая малолетняя вертихвостка, которая пришла работать в частную клинику с целью выгодно устроить свою личную жизнь? Нет, дорогуша, далеко не первая. Только ни одна из них здесь надолго не задержалась. И если ты преследовала именно такие цели, то у меня для тебя плохие новости — в медицине тебе не место. Это моё первое и последнее предупреждение, Вершинина. Второй раз я с тобой разговаривать не стану, а просто уволю тебя за похабное поведение. Так что запомни раз и навсегда, больница — не бордель!
Выплёвывает эту гневную тираду на одном дыхании. А у меня от её слов чувство такое, будто мне со всего размаху пощёчину дали. Болезненную такую. С оттяжкой. Никогда прежде никто не сравнивал меня с проституткой…
Чувствую как тут же начинает полыхать лицо. И больше всего на свете хочется развернуться и выйти отсюда, громко хлопнув дверью. Титанических усилий мне стоит продолжить стоять на своём месте.
— Я никогда свою работу не использовала как… место для налаживания личной жизни, — выдавливаю с трудом, потому что в горле застревает мерзкий комок из-за которого говорить становится трудно. — И тем более никогда не делала ничего предосудительного на глазах у пациентов. Я…
— Ты бы лучше в зеркало на себя посмотрела, прежде чем стоять здесь и лживо оправдываться, — перебивает меня на полуслове.
Машинально поворачиваю голову к висящему на стене зеркалу и краснею ещё сильнее, когда понимаю, что корректор стёрся об воротник медицинского халата. Видимо я неосторожно поправила его, пока бежала к кабинету старшей медсестры. И теперь у меня на горле довольно отчётливо виден засос, который поставил мне Игорь. В ту же секунду от стыда вспыхивает буквально каждый миллиметр моей кожи.
— И ты мне будешь ещё что-то рассказывать о том, какая ты “не такая”?! — сквозь бешеный стук пульса в ушах до меня доносится насмешливо-презрительный голос Анны Викторовны. — Не удивлюсь, если ты и ребёнка в стенах клиники заделала. Так сказать, не отходя далеко от рабочего места.
Макарова кивает на мой живот, и я тут же резко задираю голову, ловя на себе её пренебрежительный взгляд. И нет, она сейчас совсем не ЭКО имеет в виду…
— Я могла бы прямо сейчас уволить тебя за неподобающий внешний вид, — продолжает после небольшой паузы. — Заметь, я этого не делаю. Так что будь благодарна и бегом марш в шестую палату пациенту капельницу ставить.
Резко разворачиваюсь и, не сказав ни слова, буквально вылетаю из кабинета старшей медсестры.
Чувство такое, будто мне только что на голову вылили ведро кипящих помоев — до отвращения тошно, мерзко, всё тело болезненно жжёт и даже дыхание сбивается.
И самое отвратительное, что я даже ответить ничего не смогла, потому что хоть и частично, но зерно правды в словах Анны Викторовны было…
А ещё очень сильно хочется разреветься. А лучше пойти в отдел кадров и прямо сейчас написать заявление по собственному. Только я не доставлю Макаровой такого удовольствия.
Вместо этого забегаю в сестринскую. Благо Леси там нет, и она не станет задавать мне вопросов, на которые я сейчас не в состоянии ответить. Быстро достаю из сумки шёлковый платок и повязываю его на горло в виде галстука, после чего умываю лицо холодной водой и, выдохнув, направляюсь в шестую палату, ставить капельницу.
Всё будет хорошо. Надо просто успокоиться и выкинуть из головы все лишние мысли и эмоции.
— Доброе утро, меня зовут Алиса Александровна, я… — войдя в палату, запинаюсь на полуслове, когда понимаю, что Макарова отправила меня к тому самому наркоману с передозировкой.
Глава 37
Глава 37
Не знаю, что со мной происходит в данный момент. Но впервые в жизни я ловлю самый настоящий ступор от вида пациента. Стою на пороге, так и оборвав на полуслове фразу и молча смотрю на мужчину, лежащего на больничной койке.
И нет, он не выглядит, как наркоман в классическом смысле этого слова. Точнее, он не похож на того, кого обычно рисует воображение при слове “наркозависимый”.
Не скажу, что я часто сталкивалась с подобными пациентами. Но когда жила с мамой и Вадиком в посёлке и работала в районной больнице, к нам периодически попадали перидозники. Так что могу с точностью сказать, что все они чем-то друг на друга похожи. Неряшливый вид, дешёвая, часто грязная одежда, многие уже облысевшие, в том числе и женщины, у многих гниют зубы, или даже отсутствует часть.
Этот мужчина, конечно, сильно отличается от тех, кого я прежде видела в районной больнице. Во-первых, одежда на нём хоть и спортивного стиля, но чистая и это явно не дешёвые тряпки. Да и тот факт, что он прокапывается не в наркодиспансере, а в частной клинике говорит о том, что с деньгами у него всё в порядке.
И больше всего удивляет, что он довольно молодой. На вскидку, лет тридцати, хотя, я думаю, что по факту, ему может быть и меньше. Но употребление запрещённых веществ всё же откладывает отпечаток на внешность. В частности, его выдаёт чрезмерная худоба и осунувшееся лицо. Да и жёсткие черты лица тоже прибавляют лишнего возраста. Так что, учитывая все эти факты, я мысленно списываю ему ещё лет пять.
Но что больше всего бросается в глаза, так это его руки. На нём футболка, поэтому я отчётливо вижу взбухшие вены с синяками и точками от инъекций.
Никогда не была брезгливой или чрезмерно впечатлительной. Собственно, моя работа подобного и не подразумевает. Но сейчас меня начинает немного подташнивать. И нет, не от отвращения, а, скорее, от бесконтрольного волнения, которое я не могу побороть.
Радует только то, что пациент в данный момент спит и, судя по всему, крепко, учитывая то, что мой приход его не разбудил.
Прижавшись спиной к двери, закрываю глаза и медленно выдыхаю, отсчитывая про себя от десяти в обратном порядке.
Мысленно представляю самодовольное выражение лица старшей медсестры, если я сейчас выйду из палаты и скажу, что не стану заниматься этим пациентом. Господи, да она же меня специально сюда отправила! Ищет повод, чтобы меня уволить, стерва!
