С этого дня время начинает тянуться мучительно долго.
Я с нетерпением ожидаю возвращения управляющего. Меня не покидает страх, что с Бенедиктом может что-то случиться. Я постоянно накручивала себя, что управляющего непременно ограбят, а то и хуже — убьют, и плакали тогда мои золотые монеты.
И чтобы прогнать тяжёлые мысли из головы и хоть чем-то занять себя, я решаю обследовать замок и навести обещанную ревизию в кладовых...
Глава 30
Но, как оказалось, исследовать-то особо и нечего. Барон уже несколько лет использовал под жилые помещения только малую часть всего огромного замка, остальные же комнаты погрязли в грязи и разрухе. Бродя по пустынным коридорам замка и заглядывая в тёмные комнаты, я всё больше впадала в уныние.
На место дикого желания совершить в замке переворот, восстановить его и придать баронству былое величие пришла полная апатия и моральное бессилие.
И только присутствие рядом Софии давало мне сил. Смотря на дочь, я понимала, что ни в коем случае не могу сдаться. Только ради неё я должна продолжать бороться. Я не могла допустить, чтобы моя дочь повторила судьбу баронессы. А она обязательно её повторит, если я сложу лапки и приму поражение.
Поэтому каждое утро с первыми лучами солнца я заставляла себя вставать с постели и продолжала искать хоть что-то, что ещё можно продать. А то, что находила, тут же тащила себе в комнату и просила Агнесску дать хотя бы примерную стоимость этим вещам.
К концу шестого дня после отъезда Бенедикта у меня скопилась внушительная горка различной утвари, которую, по словам повитухи, продать можно, но выручка составит всего-то пару золотых.
И когда, казалось, в замке не осталось того места, где я ещё не была, я наконец-то добралась до кладовых. Каково же было моё удивление, когда я увидела, что один из погребов просто ломится от избытков вина, а еды — шаром покати.
В тысячный раз прокляв барона, я разразилась такой матерной бранью, что у поварихи начался нервный тик, а после и вовсе помутилось сознание. Пришлось звать Жакотт и Мари, чтобы девушки превели в чувство Аглаю, а я между тем обследовала ещё несколько обширных помещений, задействованных под кладовые.
В первом складском помещении хранились семена для засева полей. Мешков было много, но большая часть из них была изрядно потрёпана крысами, отчего половина зёрна лежала прям на полу вперемешку с крысиным помётом.
Во второй кладовой я обнаружила запасы свечей. Их было так много, что можно было прямо сейчас открывать собственный магазин. Но кому нужны они — эти свечи?
К вечеру седьмого дня в замок вернулся Бенедикт. Я сразу же призвала его в кабинет, так как мне не давали покоя записные книги барона. Последние вечера я провела за их изучением, но это ничего не дало. Я не понимала, что значат все эти имена, суммы и даты.
— Бенедикт! Я так рада, что вы вернулись! — Говоря эти слова, я нисколько не слукавила.
Я была действительно рада его возвращению. Ведь только он мог дать реальную оценку тем вещам, что мне удалось отыскать, да и, признаюсь, в груди теплилась надежда, что управляющий сможет дать разгадку тем загадочным записям.
— Вы сомневались во мне, госпожа? — устало спрашивает Бенедикт, кладя передо мной на стол мешочек с деньгами.
— О нет! Что вы, Бенедикт! Наоборот, я боялась за вас! Все эти россказни про разбойников заметно пошатнули моё спокойствие. Благо с вами всё хорошо!
— Мне приятна ваша забота, госпожа. — Мужчина склоняется в поклоне. — Мне удалось выручить за вещи барона чуть больше, чем мы планировали изначально.
— Да? — начинаю судорожно развязывать шнурок на мешке, а затем пересчитывать золотые монеты, что привёз Бенедикт.
Один... Два... Пять... Десять... Двадцать две золотые монеты!
— Неплохо... Очень неплохо! — радостно вскрикиваю. — Я блогодарна вам, Бенедикт!
Но радость омрачается мыслью, что как бы Бенедикт ни старался подороже сбагрить вещички барона, этого всё равно недостаточно для оплаты долга казне.
Итого у меня пятьдесят две золотые монеты. До полной суммы не хватает ещё двадцать восемь монет.
— Я очень благодарна вам, — повторяю и печально вздыхаю, — но, боюсь, это нас не спасёт. Если только... — вспоминаю про учётные книги барона и достаю их из ящика. — Если только в этих списках не спрятан клад.
Бенедикт непонимающе выгибает брови, и я добавляю.
— Я нашла эти записи у барона. Возможно, вы, Бенедикт, сможете объяснить мне, что всё это значит. — Передаю книги в руки управляющего и с замиранием сердца жду от него ответа.
Управляющий полностью погружается в записи. С каждой перевёрнутой страницей лицо Бенедикта становится всё более задумчивым, промеж бровей образуется хмурая складка. Закончив с первой книгой, он переходит к другой, но я не вижу на его лице просветления, отчего начинаю паниковать.
Неужели барон брал взаймы, а не наоборот? А если и так? То все мои старания рассчитаться с казной — пустая трата времени! Мы же погрязнем в долгах!
Я настолько погружаюсь в себя, что вздрагиваю, когда Бенедикт громко захлопывает книгу и глухо произносит:
— Не могу даже предположить, что всё это значит. — Он возвращает мне книги и отступает на пару шагов.
— Жаль... Очень жаль.
Возвращаю записи обратно в ящик, а затем беру ключ и отпираю тот, в котором хранятся золотые монеты. Хочу убрать со стола то золото, что привёз Бенедикт. Взгляд ненароком падает на портрет женщины и меня словно током прошибает.
Эта женщина так похожа на Бенедикта!
Перевожу изумлённый взгляд на управляющего, затем назад на портрет и, словно не веря своим глазам, вновь на Бенедикта.
Они похожи, как две капли воды! И как я сразу не догадалась, кого напоминает мне эта незнакомка? Но кем она приходится Бенедикту?
Матерью, сестрой, дальней родственницей или... женой? Нет. Последнее предположение — это полная глупость.
Но главный вопрос: "Почему барон хранил этот портрет у себя?" Да ещё так надёжно оберегал его...
Возможно, эта женщина и есть рычаг давления, которым пользовался мой супруг, заставляя Бенедикта работать на себя?
От переизбытка эмоций у меня голова разболелась, и я приложила пальцы к вискам, пытаясь унять эту боль.
