Тихо над темной рекой плывет тонкий месяц. Отражается в стылых осенних водах, изредка подергиваемых рябью от ветра. У старойракиты, роняющей дрожащую листву в набегающие на берег волны, виден женский силуэт, обнявший толстую ветвь. Холодные пальцы теребят желтые листья, безотчетно обрывая их, и кроша в журчащую у ног воду. Широко раскрытые очи под сведёнными в суровую нитку бровьми вглядываются в береговую муть. Не то русалка поджидает нерадивого путника, отважившегося подойти в лихое время кберегу, не то живая девица зябнет, решивприсоединиться к речному племени.
— Стояна!
На звонкий девичий голос, приближающийся со стороны бревенчатой крепостцы, дрогнула рука, отпустила толстый сук.
— Стояна!
Поспешно, оступаясь на выступающих корнях и кочках, к раките подбежала нарядная девица. Заглянула в лицо подруги, озаренное лунным лучом, и словно помертвевшее в его холодном свете.
— Никак, топиться надумала? Пустое, не изводись понапрасну. Иначе и быть не могло.
— На Ярилу мой венок-от на его челе красовался, — упрямо тряхнула толстой русой косой Стояна, сверкнув серыми очами на подругу. — Мои уста его лобзали. Чем яхуже той, с кем он нынче в опочивальне тешиться будет?
— Не хуже. И стати в тебе, и красы в тебе поболее. Да Олеля — роду боярского. Вот ився в ней пригожесть. В роде её, да в приданом, что отец за ней дал. А твой тятя-от кто? Бортник.
— Напраслину молвишь, Вышана. Баска Олеля. И статью и красою удалась. Княжьи очи не мзда застит, что в приданое дадена. Люба она ему, и весь сказ. А в Купальную ночь светлый Лель надо мной позабавился, не в ту длань венок мой направил.
Вздохнула Вышана, глядя на подругу. Улыбнулась, успокоенная тем, что не затеяла та ничего худого с собой сделать.
— Полно горевать, Стояна. Твой суженый тебя по свету ищет. А может статься, что он в сей час на княжьем пиру. Будешь тут тосковать, разминешься с ним. Идем, Стоянушка!
Ухватив подругу за руку, повлекла её Вышана на гремящий в крепости княжий свадебный пир.
Хороша невеста, пригожа, словно рассветная заря. Очи синие, уста алые, а густой льняной волос, сплетенный уж в две косы, покрыт богатым убрусом мужней жены по обычаю. Громко славят гости князя Велизара и княгиню Олелю, величальные песни поют. ГуляетБелоречье на щедром, богатом пиру.
Лишь Стояна губ не разомкнет. Молча, сложив руки на коленях и опустив глаза долу, сидит за длинным столом, покрытом вышитой скатертью. Не видна ей за спинами шумных гостей княжья чета, да от этого не легче.
— Стояна! — то и дело теребит её Вышана. — Нат-кось стерлядки ломоток. А можа, крылышко утиное? Бери-ка крылышко!
— Не хочу я, — отстранила поданное угощение Стояна.
Осмотрись Стояна по сторонам, непременно приметила б, как поглядывает на неё Ёрш — один из княжьих гридей. То взглянет коротко загоревшимся взором, то отведет глаза. То нахмурится и голову опустит, стыдясь румянца, что не пристал воину, то неловкую улыбку в светлой бороде спрячет. Сидел-сидел, глядел-глядел, да вдруг встал. Черпанул из корчаги, что у стены стояла, полный кубок воды и прямиком к столу направился, за которым Стояна с отцом сидели.
— Здрав буди, дядько Богоша, — приложив правую руку к груди, поклонился Ёрш отцу Стояны. — Дозволь словом со Стояной перемолвиться.
Стояна удивленно вскинула взор на смущенно мнущегося у их стола дружинника. А бортник, хлебнувший уже изрядно и вареной медовухи и хмельного квасу, оглядел молодца с хитроватой усмешкой.
— Говори уж.
Ёрш глубоко вздохнул и осторожно поставил перед Стояной кубок с водой.
— Вот…
Богоша крякнул, огладил бороду и взглянул пытливо на дочь. Осушит поднесенный Ершом кубок до дна или лишь малый глоток отопьет?
Сидевшая по левую руку от подруги Вышана замерла в смятении, прижав ладонь к губам. Сватовство, поди! А и смел Ёрш! От же ж, выбрал место! Почитай, на виду у всего городища! А если откажет Стояна, не станет пить?! Поднимут на зубок белореченские девки незадачливого жениха, засмеют.
Посватайся к Вышане такой молодец, нипочём бы не отказала. Светло-русый, сероглазый, с румянцем на щеках, опушенных короткой бородкой. Рослый и крепкий. В звериной потехе хват, в бою отважен, да не кичлив удалью своей. Стоит смирно, кротко глядя на Стояну. Беспокойство чуется лишь в сдерживаемом дыхании да едва подрагивающих губах.
«Иматушка у него ласковая да веселая» — подумала Вышана, и перевела на подругу молящий взгляд.
Неспешно поднялась Стояна, коснулась пальцами высокого кубка, обхватила его крепко и задумалась, глядя на воду. Вздохнула тихонько, кинула короткий взгляд в сторону далёкого княжьего стола и поднесла питьё к губам. Глоток за глотком осушила кубок до самого дна, поставила на стол. Богоша одобрительно улыбнулся. Сняв тонкий витой опоясок, Стояна свернула его и положила в пустой кубок, который с поклоном и вернула Ершу, глядевшему на неё ошалело-радостными глазами.
— Что ж, вот и заручены, — встав, Богоша крепко обнялся с Ершом. — Засылай матушку сватьей, сыне.
Минула осень, пронеслась над речным краем вьюжнаязима, прогремела первыми грозами весна. Пищат в гнездах птенцы, возятся в лесных норах новорожденные детеныши. Ждет и князь от своей катуны продолжения рода. Только пуста Олеля, ровно сухая ветвь. Смурнеет князь с каждым днем, с каждым месяцем. Не злоба в нем говорит, не досада — печаль. Убрана опочивальня целебными травами, рунами стены исчерчены, и каждую ночь знахари княгинюс заговорами туда провожают, рожаницам славы поют.
От весны до лета — рукой подать. Тепла летняя ночь. Плывут по речным водам, над отражающимися в нем звездами, сплетенные немужними девицами венки. Горят по берегу костры, искры снопами в небо летят. Водят белореченцы меж них хороводы, славят Ярилу.
Простоволосые босые девушки в белых рубахах прыгают через огонь. Кто похрабрее — напрямки, иные осторожно — по боку. Смех и веселье царят на берегу. В самой гуще празднества и княжеская чета.
— Прыгай, княгиня!
С хохотом, с приговорами да прибаутками, влекут девушки Олелю к мятущемуся пламени.
Разбежалась Олеля, перелетела через пламя голубицей, не подпалив рубахи, и рассмеялась счастливо — хорошая примета. Отбежала в сторону, выглядывая в гуще хороводов мужа.
— Велизар! Княже мой! Любый мой…
Всё оглядела Олеля — нет мужа. Счастье спорхнуло и улетело, оставив взамен себя грусть. Побродив по берегу средь люда, пошла Олеляк лесу. Под темным листвяным пологом чужая радость не так глаза жжет.
От хоровода веселящихся девушек у недалекого костра отделилась одна, прянула к лесу. За ней, вырвавшись из рук хохочущих дев, устремился парень. Чуть улыбнулась Олеля — будут кому-то сказаны под лесным пологом долгожданные слова, подарены жаркие ласки. Хотела было повернуть в другую сторону, но передумала, и, совестясь за своё любопытство, прокралась следом.
Стояна забежала в темную чащу, надеясь скрыться там от бегущего за ней человека. Не к добру, ой, не к добру княжье к ней влечение!
— Погоди, Стояна.
Догнав, Велизар ухватил её за руку — не сильно, ласково, осторожно. Повернулась Стояна к князю, заглянула в очи. А зрак его в ночи черный, шалый, и далекий огонь в нем, ровно в зерцале, пляшет.
