Как розоватых персиков расцвет,
Когда они проходят не спеша,
Все ароматы веют им вослед.
Сгибались, колыхались на ходу
С покорностью к ручью склоненных ив,
Чу славную в преданьях красоту
И Си-цзы прелесть тонкую затмив [208].
И равномерно колыхаясь в такт
Их необычно маленьким шагам,
Большие шпильки наклонялись так,
Что пробегал огонь по жемчугам.
Не с неба ли девятого сошли,
Сияя красотою неземной?
Возможно, ради страждущей земли
Чан Э рассталась с золотой луной? [209]
Увидев их, Сюань-цзан сложил ладони рук и, опустив голову, начал молиться. Великий Мудрец Сунь У-кун не обращал на них ни
малейшего внимания, а Ша-сэн и вовсе повернулся к ним спиной. Но
что творилось с Чжу Ба-цзе! Он не мог оторвать глаз от красавиц, находился в полном смятении и был обуреваем греховными
помыслами и страстями. От крайнего волнения он едва слышным
голосом проговорил:
– Благодарение небу, что бессмертные небожительницы сошли с
неба. Мамаша, уведите, пожалуйста, ваших дочерей.
Девушки тотчас же скрылись за ширмами, оставив пару шелковых
фонарей.
– Почтенные отцы духовные, – сказала тут хозяйка. – Кто из вас
пожелал бы остаться и взять в жены моих дочерей?
– Мы уже советовались на этот счет, – сказал Ша-сэн, – и решили
оставить здесь Чжу Ба-цзе.
– Брат, не смейся надо мной. Опять вы разыгрываете меня.
– Какие тут еще насмешки! – воскликнул Сунь У-кун. – Ведь ты
уж обо всем договорился. Ты даже называл хозяйку мамашей. Учитель
будет посаженым отцом, хозяйка – матерью, я – поручителем, а Ша-
сэн – сватом. Сегодня как раз счастливый день. Поклонись учителю и
оставайся здесь.
– Нет, так не пойдет! – запротестовал Чжу Ба-цзе. – Кто же
поступает так в подобных случаях?
– Ну, вот что, Дурень! – сказал Сунь У-кун. – Нечего
притворяться! Ведь сколько раз ты назвал хозяйку «мамашей», зачем
же говорить, что из этого ничего не получится? Соглашайся поскорее, и веди нас к свадебному столу, так-то оно лучше будет.
С этими словами он одной рукой схватил Чжу Ба-цзе, а другой –
