женщина, – то пойдите еще раз посоветуйтесь со своим учителем.
Если он не будет возражать, я согласна взять вас в зятья.
– А что мне с ним советоваться, – отвечал Чжу Ба-цзе. – Он мне
не отец. Я и сам знаю, что делать.
– Ладно, – согласилась женщина. – Я сейчас поговорю с
дочерьми.
С этими словами она ушла в дом, с шумом захлопнув за собой
дверь. А Чжу Ба-цзе, который и не думал даже пасти коня, подвел его к
дому. Он, конечно, не подозревал, что Сунь У-кун все видел и слышал.
А Сунь-У-кун тотчас же полетел назад, принял свой обычный вид и, представ перед Сюань-цзаном, сказал:
– Учитель, а ведь Чжу Ба-цзе все-таки увел коня! [207]
– Ну, если бы он не вел его на поводу, конь мог бы легко
сбежать, – отвечал Сюань-цзан.
Тут Сунь У-кун рассмеялся и передал во всех подробностях
разговор хозяйки с Чжу Ба-цзе. Сюань-цзану трудно было поверить
всему этому. Немного погодя они увидели, как Дурень привел коня и
привязал его.
– Ну что, попас коня? – спросил учитель.
– Да здесь даже хорошей травы нет, – отвечал тот.
– Где попасти коня ты не нашел, а вот куда привести его, нашел
место, – заметил Сунь У-кун.
Услышав это, Чжу Ба-цзе понял, что тайна его раскрыта, и, опустив голову, молчал. Вскоре скрипнула входная дверь, появились
две пары красных фонарей, курильница и наконец сама хозяйка. Она
благоухала, украшения звенели. Вместе с ней вы шли все три дочери: Чжэнь-чжэнь, Ай-ай и Лянь-лянь. Она велела девушкам
приветствовать паломников за священными книгами. Девушки встали
в ряд и почтительно поклонились. Поистине это были писаные
красавицы.
Их дивная застенчивость влечет
Людей завороженные сердца,
И тонкие нефритовые брови,
Темны, как будто мотыльков пыльца.
Взгляни – и прелесть их прозрачных лиц
Тебя дыханием весны обдаст,
Нет красоте божественной границ –
Она смиряет силу государств.
Обилье украшений головных
В подобранных изящно волосах.
И вьются, отгоняя пыль от них,
Расшитые искусно пояса.
Их нежная улыбка хороша,
