– Но я так не думаю.
– Вот и я тоже, – сказала она.
– Так что там насчет звезд? – спросил он чуть погодя. – Я так понял, ты ищешь путеводную звезду?
Кэтрин оставила эти его слова без внимания – то ли не расслышала, то ли ее покоробил сам тон замечания.
Она снова погрузилась в задумчивость, затем спросила:
– Но разве ты всегда понимаешь, зачем делаешь те или иные вещи? И возможно ли это понять? Люди вроде моей матушки, похоже, понимают, – печально сказала она. – Теперь мне, наверное, придется снизойти до них – и посмотрим, что из этого получится.
– А что может получиться?
– Ну, они бы захотели кое-что уладить, – уклонилась она от прямого ответа.
Спустив ноги на пол, она подалась вперед, подперев лицо руками, и стала смотреть на огонь. Язычки пламени отражались в ее черных глазах.
– И кроме того, есть Уильям, – добавила она, словно эта мысль только что пришла ей в голову.
Генри чуть не рассмеялся, но взял себя в руки.
– Ты не знаешь, из чего сделаны угли, Генри? – спросила она минуту спустя.
– Думаю, из кобыльих хвостов, – пошутил он.
– А ты когда-нибудь бывал в угольной шахте? – продолжала она.
– Давай не будем о шахтах, – сказал он. – Кто знает, может, мы видимся в последний раз. Когда ты станешь замужней дамой…
И к огромному своему удивлению, он вдруг заметил слезы в ее глазах.
– Зачем вы все дразните меня? – сказала она. – Так нечестно.
Генри не мог притвориться, будто не понимает, о чем речь, хотя обычно она не обижалась, когда он над ней подтрунивал. Но пока он собирался с мыслями, слезы исчезли, как будто ничего и не было.
– Жизнь вообще штука непростая, – сказала она.
Генри наконец понял: с ней что-то неладно, и заговорил с жаром:
– Пообещай мне, Кэтрин, что, если я смогу тебе хоть чем-то помочь, ты не откажешься принять мою помощь.
Она подумала немного, глядя на алые языки огня, и решила воздержаться от объяснений.
– Да, это я могу пообещать, – наконец сказала она очень серьезно.
Ее искренность приятно поразила Генри. И он, помня о ее любви к точным знаниям, принялся рассказывать ей об устройстве угольной шахты.
И вот они уже спускались в шахту в маленькой клети, прислушиваясь к доносившемуся снизу, из недр земли, стуку шахтерских молотков, как будто крысы точат зубами что-то жесткое, – как вдруг дверь комнаты без стука отворилась.
– А, вот ты где! – воскликнул Родни.
Кэтрин и Генри разом обернулись, причем вид у обоих был слегка виноватый. Родни был в вечернем костюме. Он не скрывал раздражения.
– Значит, вот где ты все это время сидела, – повторил он, глядя на Кэтрин.
– Я здесь всего десять минут, – ответила она.
– Дорогая моя, ты ушла из гостиной больше часа назад.
Она промолчала.
– А это так важно? – спросил Генри.
Родни, понимая, что его претензии выглядят как каприз, судорожно придумывал логичное объяснение.
– Им это не понравилось, – сказал он. – Не годится так поступать по отношению к старикам – оставлять их одних, хотя, конечно, сидеть тут и болтать с Генри гораздо приятнее.
– Мы беседовали об угольных шахтах, – спокойно пояснил Генри.
– Да. Но до этого – о более интересных вещах, – сказала Кэтрин.
Она произнесла это с вызовом, и Генри полагал, что Родни не замедлит ответить тем же.
– Понимаю, – усмехнулся Родни. Он оперся о спинку кресла и принялся барабанить по ней пальцами.
Наступившее вслед за этим долгое молчание становилось тягостным, по крайней мере для Генри.
– Там было очень скучно, Уильям? – вдруг спросила Кэтрин светским тоном, небрежно поводя рукой.
