свежа в памяти, надо было выдержать строгость, и Шурочка сказала:
– Ты, Куренков, смотри мне!
Он кивнул. Он мыл посуду и кивнул ей: ты, мол, Куренкова, за меня не бойся теперь.
И улыбнулся, тихий.
Однако прошло месяца три, ну четыре, и вот ясным весенним днем Шурочка позвонила с
работы кинокритику Панову и сказала, что, кажется, началось опять: ее Куренков копит злобу.
– Ты не скучаешь в жизни, – ответил Панов, уже привычно вздохнув. Он как бы тоже нес
часть ее креста. Говоря с ней по телефону, он не забывал, что иногда Шурочка сидит у него в
постели и в обнаженных руках держит чашечку кофе.
Панов предположил: слушай, а ведь возможно, что твой Толик ревнует вашу компанию к
новеньким. Возможно, что он (даже и неосознанно) оберегает друзей детства и саму память о
детстве – такое бывает, есть даже особая разновидность психического смещения (он не сказал
– заболевания). Но Шурочка возразила. Шурочка сказала: нет. Это верно, что они дружны, можно сказать, с детства, однако же компания – год от года – расширялась, и не ко всем же
Куренков ревновал.
Шурочка вспомнила, как в детстве они ездили за грибами. Шурочка поссорилась тогда
с Анькой, будущей женой Алика Зимина, – а Алик и Генка Скобелев их, девочек, мирили.
Вдруг все заохали: Толик в кустах распорол ногу ржавой консервной банкой. Толик пытался
отсосать кровь, но никак не мог попасть пяткой себе в рот. Все корчились от смеха. Пятку
23
В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»
тщательно промыли, после чего Алик Зимин и Шурочка отсасывали ему кровь попеременно.
Другие не захотели.
Ранка была похожа на темные выпятившиеся губы. Толик без передышки кричал, что
ему щекотно. Он сидел возле пня, голову свесил набок – голова лежала на правом плече, а
длинные белые волосы ниспадали. Он тогда редко стригся.
24
В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»
3
– …Разве этот Сыропевцев лучше всех? – спрашивал Куренков и сдувал пену с кружки.
Он хотел выговориться.
Они пили пиво у палатки, где определилось с годами любимое их место, лучшее, как
они считали, в районе и вообще лучшее в огромном городе место. Это было естественное воз-вышение, покрытое отчасти декоративной зеленью и кустами, да и сама палатка была чиста и
опрятна. В придачу был вид: внизу растекалась широкая, с размахом, площадь, где троллей-бусы делали круг и где люди, с их авоськами и портфелями, четко видные, шли туда и обратно.
Люди, если на миг их остановить, были как на картине.
– Разве этот Сыропевцев лучше всех?.. Он и то. Он и се. Всюду лезет, хоть его не просят.
Алик Зимин усмехнулся:
– Ну любит мужик показаться, ну и что?
Улыбнулся и Гена Скобелев, прикончив кружку:
– Чего это ты взъелся на него – неужели завидуешь?
Алик добавил: