– Как только возле нас появляется мужик с «Жигулями» – он тебе как кость в горле!
Куренков от такого ответа даже растерялся: он мог поклясться, что «Жигули» тут ни при
чем. Бывало, что Куренков не любил человека, но он никогда никому не завидовал, чего-чего, а этого дерьма в нем не водилось.
– Не завидую я – просто смотреть противно, как вы ему зад лижете.
Они не обиделись, они посмеялись, а Алик Зимин похлопал Куренкова по плечу. Тут
подошла сзади Шурочка, которая приближалась к ним медленно, чтобы их разговор услышать, пусть обрывки. И кажется, она услышала. Шурочка сказала ему: иди-ка домой, хотя и знала, что
он любит вот так постоять с друзьями. Она повысила голос: иди домой!.. И Куренков, конечно, пошел, но сначала Шурочка заставила его пойти с ней в магазин, пусть потащит сумки.
Дома он молчал, и тогда Шурочка прямо спросила:
– Уже взъелся – на Сыропевцева?
Он не ответил; погремев посудой, Шурочка уткнулась в телевизор. Перед сном Шурочка
любила посмотреть фильм, поза у нее была излюбленная: она наваливалась большой своей
грудью на стол и подпирала голову рукой. Женщина она была крупная, и, как только принимала
любимую позу, на их маленькой кухне делалось тесно. Фильм был о войне.
– Дай же пройти… – сказал Куренков сердито, вставая и протискиваясь сзади Шурочки
за чашкой чая.
– …И ведь не с кем-нибудь, а с Олькой Злотовой гуляет…
Это у него вдруг вырвалось (про Сыропевцева), и Шурочка тут же забила крыльями:
– Да что ж ты на него взъелся, зараза! Красивый же мужик, хочет – и гуляет! Она ж
разведенная!
Куренков замолчал, прикусил язык. Досмотрев фильм, жена легла спать. И дочка легла.
А он все думал о том же, растил злобу, пока не спохватился: вот ведь несчастье!.. Он лег, но не
спал, ворочался и все трогал свою несильную грудную клетку: жжение начиналось в области
живота, но Куренков знал, что теперь оно будет подыматься, день ото дня забирая все ближе
к сердцу. Он вдруг заныл как от зубной боли.
Утром, когда они выходили из дома, возле почтовых ящиков их как бы приостановил
сосед Туковский, человек пожилой и умный. Звали его Виктор Викторович. Когда-то по молодости Туковский дважды отбывал в заключении срок. Известно было, что он насмотрелся там
разного и что глаз у него наметанный. Нет, сначала он просто вынул из своего почтового ящика
25
В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»
газету. По-соседски поздоровавшись и немного с Шурочкой поговорив, он буквально ни с того
ни с сего обратился к Куренкову: хороший, мол, ты парень, Толик, однако по твоему поведе-нию (прости меня, старика) и даже по лицу твоему я читаю – сидеть тебе в тюрьме.
– Почему это? – спросил Куренков, и Туковский смутился, а потом (отвечать было что-то
нужно) невесело и как-то неохотно добавил, что судьбу, мол, не объедешь, хоть и будь вдвойне
осторожен.
– Ни мать, ни отец у меня не сидели – и я не сяду, – отчасти даже с обидой и вызовом
бросил ему Куренков, а тот только покачал головой.
И уже для Шурочки заметил:
– Следи за ним, Шура…
– Не ваше дело! Пожилой человек, а такие вещи говорите!.. – огрызнулась тогда и
Шурочка, хотя разговор шел вполне спокойный и добрососедский.
