Он лишь рукой махнул – долго, мол, и нет смысла рассказывать. Помолчав, Шурочка

заговорила сама. Она вдруг оживилась. Она рассказала о друзьях, о том, как собирались

недавно у Скобелевых. Она рассказала о покупках и тратах и рассказала о дочке, у которой

37

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

появился паренек, в кино ходят, девица-то подрастает, глядишь, будем с тобой дед и бабка.

«Я, Толик, сильно подурнела за этот год, так что уж вполне в бабки гожусь». И тут Шурочка, как это умеют женщины, вновь ласково и внезапно попросила:

– Толик, расскажи…

Но Куренков молчал.

Она попробовала слезой, попробовала нажимом, – ругнувшись, он в конце концов при-крикнул:

– Отстань же!

– Завтра уезжаю, – сказала она. (И напоминание, и последний нажим.) Он не ответил.

– Завтра, Толик…

А он сказал:

– Давай в кино сходим.

Клуб размещался в маленьком сером бараке, людей было мало; массового зрителя состав-ляли в основном мальчишки, что гоняли на закате футбольный мяч. Высунув голову, кино-механик закричал: «Эй, люди, вали на сеанс!» «Сам вали!» – откликнулся кто-то, но затем

с ленцой собравшиеся пятнадцать-двадцать человек все же побрели на фильм, и Куренков с

Шурочкой в их числе. Зал оказался совсем паршивый (никакого, конечно, сравнения ни с их

районом, ни даже с тем сибирским городишком, где Куренков отбывал прежде), и Шурочка

вдруг затосковала. Шурочка подумала: как же живет здесь Толик?

Любившая кино Шурочка сумела отвлечься лишь к середине фильма. Отец там ездил

на яхте, потом отправлялся осмотреть плантации – неожиданно он узнал своего ребенка, при-житого на стороне; в свое время он ребенка не любил, а теперь вот полюбил, – Шурочка

даже слезу пустила. Шурочка не отрывала глаз, она расчувствовалась бы еще больше, но ей

мешали. Какая-то девка, сидевшая сзади, лузгала семечки, сплевывая шелуху как бы специально Шурочке за ворот. Зал был почти пуст. С семечками можно было сесть поодаль. «Вы

ведь не в сарае!» – негромко заметила ей Шурочка, а девка, сидевшая с парнем, огрызнулась.

Ее парень засмеялся. Плевки прекратились, но чуть позже, среди музыки и в минуту самой

лирической сцены, к девке пришло, видно, забытье, шелуха вновь полетела на плечи, на голову

и за ворот Шурочке. Шурочка осердилась. И вдвойне осердился Куренков; откинувшись резко

назад, он ухватил малого за грудь: «Да объясни ты своей дурынде – я сейчас так харкну, что

она год не отмоется!» Он не то прошипел, не то прохрипел, и Шурочка не узнала его голос.

Шурочка притихла. Ее Толик, такой деликатный, стал груб. Тем временем старушка билетерша

засвистела в мелкий свисток. Включили свет. Появился милиционер. Девка с парнем нехотя

пересели в левую половину зала, почти совсем пустую. Свет погас, и механик, чтобы люди

не упустили содержания, закрутил фильм сначала. Шурочка раз или два все же оглянулась –

девка опять плевала шелуху, но уже в пустоту; перед ней никого не было, и в лучах проектора

семечная шелуха летела непрекращающимся фонтаном. И все же из зала Шурочка вышла, в

общем, довольная и размягченная; она любила кино.

– Толик, – сказала она, – неплохая ж картина. Ты чего молчишь?

Он сказал, что да, неплохая. Он как-то слишком быстро согласился. Они шагали рядом

и молчали. А ведь раньше Толик очень любил порассуждать о фильме.

Они вернулись в барак; казенная и неуютная комната порадовать не могла, но они выпили

бутылку хорошего вина, которое Шурочка привезла, погасили свет и легли. Они легли рано.

Они хотели побыть друг с другом: долго-долго лежали рядом. Но и тут Шурочку вдруг доставал

страх. «Толик, а у нас дверь заперта?» – «Заперта». За перегородками (и с той стороны комнаты, и с этой) был слышен шум, голоса. По коридору барака тоже кто-то шастал, был слышен

скрип ботинок, и Шурочка, обмирая, нет-нет и малодушно думала, что ходит тот неизвестный

человек. Тот, который так страшен, что люди вокруг не только не хотят помочь ее Толику, а

38

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

даже и подойти боятся, даже поздороваться, как бы не прогневить. Она пыталась представить

себе его лицо. Ей казалось, что тот человек живет в самом конце коридора напротив умываль-ника, в комнате с некрашеной дверью и с номером семь; ей хотелось хотя бы что-то знать.