Реми

Думаю, я наконец-то поняла, что чувствует Дейн.

Меня оправдали за убийство моего брата и Гидеона, но я не думаю, что большинство людей в городе верят в это.

Куда бы я ни пошла, они шепчутся и бормочут что-то за моей спиной.

Даже Ронда, кажется, теперь немного боится меня. Эмма говорит, что начала называть меня Черной вдовой.

Не могу сказать, что это меня не расстраивает, но у меня все еще есть мои настоящие друзья. Эмма находит меня еще более интересной теперь, когда она думает, что у меня есть темная сторона, и я начала обедать с Эми Арчер, у которой есть несколько собственных довольно безумных историй о своей матери-убийце.

Правда в том, что в Гримстоуне у каждого есть темная сторона…

Вопрос в том, насколько крепко ты держишь на поводке своего монстра?

Самое главное — у меня есть Дейн.

С того дня, как я потеряла родителей, я чувствовала себя одинокой.

Я думала, это потому, что я отвечала за Джуда, и некому было позаботиться обо мне.

Мы должны были заботиться друг о друге.

Любовь — это доверие и уважение.

Джуд никогда не уважал меня, и я, черт возьми, уверена, что не могла доверять ему.

Меня передергивает, когда я вспоминаю все те случаи, когда он насмехался надо мной в лицо:

Ты видишь в людях только хорошее…

Ты видишь только то, что хочешь видеть…

Раньше мне снился кошмар о том, как Джуда засасывает под воду. Что я должна была понять, так это то, что Джуда уже не было. Он утопил свою душу в тот день, когда убил наших родителей.

Я цеплялась за то, во что хотела верить, что видела внутри него. Моим самым большим страхом было потерять единственного человека, который у меня остался.

Моя привязанность к этому ложному образу моего брата — вот что делало меня такой одинокой. Я любила ложь, никогда не понимая, почему она казалась такой пустой.

Джуд вонзил клыки мне в шею и осушил меня досуха. Он брал, не отдавая. Он делал меня достаточно слабой, чтобы я всегда боялась.

Именно Дейн сказал мне, что я умная и сильная.

Дейн помог мне не бояться правды.

Он попросил меня переехать к нему, когда я продам Блэклиф.

Я сказала, что согласна, при условии, что он избавится от этого проклятого флакона духов.

Я не хочу вдыхать запах цветов до конца своих дней. Но я иду с ним, чтобы похоронить его в лесу.

Мы хороним его далеко от Полуночного поместья, в тихом месте под деревом болиголов.

Дейн поднимает пыльный флакон и вдыхает его аромат в последний раз.

— Прости меня, Лайла... — говорит он, опуская флакон в землю. — За каждый раз, когда я причинял тебе боль, и за все то, как я обманул твое доверие.

Он засыпает бутылку чистой мягкой землей.

Прямо рядом с ней я закапываю нашу с Джуд фотографию с прикроватной тумбочки.

Это была фотография из более счастливых времен, но когда я смотрю на нее сейчас, я вижу ее не совсем такой, как раньше. Я не могу забыть, как на самом деле выглядело лицо Джуда под маской. И я вижу это сейчас, просачивающееся сквозь маску. На фотографии мне улыбаются его зубы. Но не его глаза.

Я лгала себе о том, кем был мой брат.

Я лгала о наших отношениях.

И это причинило столько боли.

Я несу ответственность за то, что случилось с Томом и Гидеоном — несу ответственность сотней разных способов. Я совершила так много ошибок.

И я совершу еще миллион. Но разные ошибки вместо одних и тех же. Я никогда не буду идеальной, но я могу стать лучше, чем была.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я Дейна, когда все готово.

Он вздыхает.

— Я не могу добиться ее прощения. Но, по крайней мере, я могу знать, что изменился.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я его, потому что мне самой интересно. — Как мы узнаем, что изменились?

— Мы узнаем, если будем честны с самими собой, — Дейн подносит мою руку к губам и целует ее. — Во всем, что мы делаем правильно, и во всем, что мы делаем неправильно — никаких оправданий, причин или оправдываний нет. Потому что, когда нормально лгать тебе? Когда можно причинить тебе боль?

— Никогда, — шепчу я.

— Правильно. И я не буду.

Он до сих пор этого не сделал. И я тоже. Что довольно неплохо для Доктора Смерть и Черной вдовы.

* * *

Когда я посещаю Полуночное поместье, все это исчезает. Там мы с Дейном можем быть именно теми, кем хотим быть, то есть полностью одержимы друг другом.

Мы исследуем наши самые темные фантазии и самые странные побуждения. Я открываю себя под его пальцами, и он доверяет мне любить того, кто он есть по своей сути, во всей своей красоте и несовершенстве.

Ненастным ноябрьским вечером, когда Дейн на дежурстве, я навещаю его в его частной клинике.

Я надеялась, что он будет один из-за погоды. Конечно же, перед домом нет машин — только одинокий золотистый огонек, мерцающий в его окне.