— Я знаю, что ты признал меня своей на том подземном складе, и по какой-то причине ты спас меня от тех страданий. Я никогда не смогу отблагодарить тебя как следует. Но ты не будешь обращаться ко мне как к своей собственности. Я хочу быть с тобой на равных, и я знаю, что это не то, что ты можешь мне предложить. Тем не менее, я была бы рада, если бы вы могли попробовать, или если бы это могло быть чем-то, над чем мы поработаем. Я хочу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, и тебе нужно верить, что я вернусь домой, к тебе.

Он качает головой.

— Нет. Я не могу этого допустить.

Сжав челюсти, я толкаю его немного сильнее, полагаясь на его страстное увлечение донести это.

— Ты можешь и сделаешь. В конце концов, это твой дом, не так ли? Ты можешь позволить себе все, что захочешь, и хотя ты предложил мне полную свободу действий, ты также предложил мне ограничения. Мне нехорошо, когда кто-то накладывает на меня ограничения. Если ты хочешь, чтобы у меня была свобода действий, тогда предлагай это открыто и свободно. Я не буду тебе лгать. Я заинтригована тобой, и хотя ты пугаешь меня до чертиков, но в то же время привлекаешь меня. Ты предупреждал меня об опасности предать тебя, отказаться от тебя, и я верю, что ты сдержишь свое слово. Поэтому я прошу того же от тебя. Доверься мне. Поверь мне, когда я говорю тебе, что я не предам тебя.

— Это не то, на что я готов пойти, Кьяра, — говорит он, впервые называя меня по имени. — Однако, учитывая время, это то, что я готов обсудить снова.

— Ладно, хорошо.

— Интересно, если я не должен называть тебя своей собственностью, то кем же ты будешь?

Я качаю головой, колеблясь, когда подхожу немного ближе и кладу руку ему на грудь, чувствуя учащенное биение его сердца через костюм.

Я смотрю в эти темные, бурные глаза, вздергивая подбородок.

— Это тебе решать.

Его глаза загораются, когда его рука опускается поверх моей, возможно, это чуть больше, чем легкое увлечение. Другой рукой он обнимает меня за талию, притягивая к себе, когда наклоняется, позволяя мне увидеть опасного мужчину, который живет внутри.

— Я не такой герой, каким ты меня считаешь, Ангел. Я нехороший человек.

Я тяжело сглатываю, мой голос разносится по комнате хриплым шепотом.

— Я не питаю иллюзий, что ты герой. Однако, когда я смотрю в твои глаза, я знаю, что ты не причинишь мне боли.

Он выдерживает мой пристальный взгляд, выглядя почти таким же смущенным, как и я.

— Нет, я не причиню тебе боль.

— Я не знаю, что это такое, — бормочу я, наши руки все еще соединены на его груди, — эта связь между нами, но я знаю, ты тоже это чувствуешь.

Он кивает.

— Я считаю, что лучше не задавать вопросов. Не пытайся все запутать.

Я киваю, понимая, что начинаю давить на него слишком сильно. Я вырываюсь из его объятий и снова пристально смотрю на него.

— У меня только есть еще одно условие, — шепчу я, мои руки снова начинают дрожать.

Он прищуривает глаза, вероятно, задаваясь вопросом, чего еще я могла хотеть, но, учитывая, что он был так щедр в наших переговорах, я думаю, что сейчас самое подходящее время спросить.

— Мне нужно знать, привел ли ты меня сюда только потому, что хочешь, чтобы я родила тебе ребенка.

Его глаза расширяются от удивления.

— Откуда ты об этом знаешь?

Я пожимаю плечами.

— Ты глава семьи Делоренцо, и о тебе писали по всем новостным каналам, которые когда-либо существовали. Ты самый разыскиваемый человек в мире, так не буду ли я сумасшедшей, если признаюсь, что посмотрела о тебе не один документальный фильм о настоящих преступлениях? — я задаю вопрос. — Я не очень разбираюсь в политике мафии или в том, как все должно работать, но что я знаю точно, так это то, что тебе нужен наследник, который унаследует твое положение после смерти. Наверное, я не могу не задаться вопросом, не по этой ли причине я здесь. Кроме того, — признаю я, — я вроде как слышала шепотки об этом.

Киллиан выгибает бровь, наблюдая за мной.

— Я не буду лгать тебе, Кьяра, — говорит он, и мое имя с таким акцентом творит со мной ужасные вещи. — Мысль о том, чтобы зачать от тебя моего наследника, приходила мне в голову не раз, и, на случай, если ты не заметила, мы не совсем практиковали безопасный секс. Если тебе суждено забеременеть, значит, так тому и быть.

— А если я не готова быть чьей-то матерью?

— Никто не просит тебя быть матерью, — предлагает он. — Нет, пока ты не почувствуешь, что готова сделать этот шаг. Однако я вижу, какая ты сильная и мужественная, и верю, что любому ребенку повезло бы, если бы ты была его матерью.

Я прерывисто вздыхаю.

— Ладно. Дерьмо только что стало реальностью, — говорю я ему, стараясь не показать, насколько меня потрясла эта идея.

Он что, активно пытается обрюхатить меня? К черту это. Я к этому не готова. Я сама едва ли взрослая.

— Как так получается, что мне круто жить в доме самого ужасного мужчины в мире, но при мысли о том, что в двадцать три года у меня будет ребенок, меня тошнит?

— Тебе нужна минутка?

Я отступаю назад, тяжело дыша, когда моя задница натыкается на край кровати. Я закрываю лицо руками, наклоняясь вперед, пытаясь не впасть в панику, но, по правде говоря, мне кажется, я уже там.

— Однажды я забыла покормить свою золотую рыбку, — говорю я ему. — Он умер. Мне нельзя доверять ребенка. Ты же знаешь, что за ними нужен постоянный присмотр, верно? К тому же, они высасывают жизнь из сисек.

— Хорошо, — говорит он, подходя ко мне. — Пока отложим идею с наследником, но просто знай, что со временем мне понадобится ребенок. Точно так же, как ты требуешь от меня честности и равенства, я требую от тебя наследника. Это не подлежит обсуждению.

Обсуждению не подлежит.

Я поднимаю на него взгляд.

— Значит, это не обязательно должно быть сейчас? — подтверждаю я, луч надежды начинает разгораться в моей груди. — Это может произойти через десять, может быть, двадцать лет?

— Я не собираюсь ждать двадцать лет, — рычит он с сильным, восхитительным акцентом. — Ты получишь два.

— ДВА ГОДА? — я паникую, мои глаза расширяются, как блюдца. — Черт возьми.

— Ладно, я вижу, что расстроил тебя, — говорит он мне, начиная пятиться от истеричной женщины, явно выходя из зоны комфорта. — Это не входило в мои намерения. Я не знаю, как это исправить.

— Водки, — говорю я. — Много-много водки.

Он смеется, и этот звук отрывает мой взгляд от моих рук. Я и не подозревала, что такой мужчина вообще способен смеяться.

— Это, — говорит он. — Я могу сделать.

15