Это было восемь лет назад. Эта компания стала местом моей постоянной практики, вплоть до последнего курса. Каждый раз Стива лично писал мне отзыв по результатам, подробно расписывая как мои ошибки, так и довольно скромные успехи. А в последний день завершающей практики, заметил, отдавая документы, что будет рад меня видеть в этих стенах уже дипломированным специалистом. Я поблагодарил его, а он сказал:
— Я серьезно, студент. Если у тебя нет других планов испортить себе жизнь, то приходи, работа найдется.
Он действительно дал мне работу и возможность стать тем, кем я стал. Он много что мне дал, поддержку и понимание, свою дружбу, несмотря на разницу в возрасте, нас связывали более теплые отношения чем просто подчиненного и босса. И вот поэтому я чувствовал себя предателем, неблагодарным учеником. Шеф продолжал сверлить меня строгим, испытующим взглядом. Я молчал, не зная, что еще сказать. Тогда он развернулся, сел за стол, кивнул мне на стоящее напротив кресло и набрав на телефоне номер произнес, продолжая пристально смотреть на меня:
— У нас непредвиденное затруднение… Возможно попозже… Хорошо, я сообщу.
— Извините, — снова сказал я, — Мне в самом деле жаль, но я не изменю свое решение.
Достал из папки, которую все еще держал в руке, заявление об уходе и положил ему на стол. Он с видимым отвращением покосился на бумагу, побарабанил пальцами по столешнице и сказал:
— Надеюсь, ты понимаешь, что для этого должны быть не просто веские, а очень веские причины.
— Да, конечно.
Он продолжил:
— Ты хоть понимаешь какие перспективы упускаешь? Хорошо подумал?
— Да.
— Очень хорошо?
Я кивнул.
— И ты не можешь сказать в чем дело?
— Нет. Мне бы не хотелось… Во всяком случае пока.
— А Вероника в курсе? — спросил он вдруг.
— Вероника здесь ни при чем. — Шеф почему-то упорно считает, что нас с Вероникой связывают весьма романтичные отношения, как я не пытался его разубедить. Он не поверил в мою историю о внезапно найденных родственниках. Впрочем, Птица тоже не поверила. Так не бывает, отрезал он, и только снисходительно посмеивался и пытался меня подловить, каждый раз спрашивая: тогда, почему ты краснеешь. Да потому что с годами так и не избавился от этой досадной особенности своего организма. Но он все равно продолжал ждать от нас приглашения на свадебное торжество.
— Эрик, послушай, — сказал шеф тоном бесконечного терпения, который появлялся у него в разговорах с особо упертыми и сложными заказчиками. — Мне кажется, ты поступаешь неразумно. Крайне неразумно. Вот скажи, хорошо, приедешь ты на новое место, что ты там будешь делать? Ни родных, ни знакомых. А что с работой? Куда ты там пойдешь, кем?
— На стройку, кем возьмут, — этот вопрос я уже продумал. — Опыт у меня есть, вы же знаете.
Я действительно достаточно поработал на стройках подсобником, готовил раствор, таскал кирпичи, научился кладке, монтажным работам, еще в институте, на каникулах. В том числе и с легкой руки Стивы, несколько раз устраивавшему мне протекцию. Да и деньги были нужны. Шеф сердито фыркнул:
— На стройку! С твоими знаниями, головой, способностями, талантом, в конце концов. Да ты с ума сошел! Ты для чего образование получал? Что на тебя вдруг нашло. Эрик, я тебе еще раз серьезно говорю — не дури! Ты нужен мне здесь. Не знаю, что там у тебя за дела, раз не хочешь говорить — твое право, но учти: передумаешь, обратно не возьму!
Я сказал:
— Хорошо. Это справедливо, то, что вы говорите, хоть и не логично. Я все равно не вернусь. Но я вам очень благодарен, за все…
Я немного перевел дух, думая, что мы договорились, как он вдруг громко хлопнул ладонью по столу и крикнул с досадой:
— Да ты просто упрямый мальчишка! Да, мальчишка и больше никто! Все, уходи! Иди отсюда!.. И не просто иди, а подумай. Как следует подумай! Какой шанс ты сейчас упускаешь!
Шанс? Я как раз и пытался не упустить свой шанс. Свой шанс на счастье. Но вот как это объяснить шефу, который был помешан на работе. Лицо у него покраснело, я видел, что он не на шутку рассердился и решил, что ему тоже нужно время, чтобы остыть, чтобы привыкнуть к мысли о моем уходе, чтобы понять, что я серьезно. Поэтому поднялся и вышел из кабинета, слыша, как он раздраженно ворчит мне вслед:
— Благодарен он! Мальчишка! Лучше бы головой думал!
После этого Стива несколько дней не давал о себе знать, и как мне показалось всеми силами избегал меня. Во всяком случае, на звонки он не отвечал, и секретарь неизменно сообщала, что высокое начальство занято и принять не может. Я уже решил, если в ближайшую неделю не удастся решить вопрос цивилизованным путем, просто не выйду на работу. Пусть увольняет без выходного пособия, переживу. Хотя в душе все ныло от расстройства и скребли непрерывно острые кошачьи когти. И как же не хватало мне сейчас Йойо, его насмешливого и одновременно участливого взгляда, его дружеской поддержки. Я даже пытался вызвать в памяти его привычный образ, нескладную фигуру, гитару в длинных худых руках, его голос: «Что, Бемби, худо?» И мысленно отвечал: «Да, брат, не очень складно все выходит». И слышал в ответ: «Знаю, что трудно. А ты как думал, малыш! Что все так просто будет».
Я уже оставил попытки достучаться до шефа, как вдруг, в конце дня, почти через неделю после нашего последнего разговора, он внезапно сам заглянул в отдел и поманил меня пальцем. Я поднялся и вышел. Он сказал: «Поехали тут в одно местечко. Потолкуем». Ну наконец-то! Хотя, о чем еще здесь было говорить, я ведь ясно сказал, что не передумаю. Он махнул рукой: «Да понял я уже. И то, что сбежать надумал тоже знаю. Поэтому послушай, что я тебе буду говорить.» Маленькое кафе, в которое шеф нас привез находилось в полуподвальном помещении и было отделано под старину. Эдакий стильный погребок с красной кирпичной кладкой, деревянными панелями, основательными дубовыми столиками, «прокопчеными» темной морилкой балками, беленым, сводчатым потолком. На стенах висели медные фонари и вперемешку реклама табака и кофе в духе шестидесятых, отдельную группу занимали снимки каких-то респектабельных знаменитостей. В общем довольно интересное место для сугубо мужских посиделок. Думаю, что женщины здесь не часто появлялись, а если и удостаивались такой чести, то чувствовали себя на редкость неуютно. Зато шеф тут явно был своим и в числе завсегдатаев. Официант почтительно обратился к нему по имени-отчеству, наградив меня быстрым, профессионально внимательным, взглядом. И получив ответ, бесшумно исчез за стойкой, украшенной настоящими антикварными аппаратами для разлива пива. Посетителей было немного. Стива заказал нам коньяк и, пока его не принесли, молчал, блуждая взглядом по залу. Он был спокоен, но за этим спокойствием чувствовалось напряжение. Впрочем, я и сам был так напряжен, что молчание Стивы казалось мне намеренной пыткой.
— Вы подпишите заявление? — не утерпев, спросил я. Он снова отмахнулся. В это время перед нами опять возник официант, сноровисто и ловко расставил пузатые бокалы, на дне которых плескалась темно-янтарная жидкость, тарелочки с закусками, небольшой графин, заполненный на четверть коньяком. После чего неслышно исчез. Стива наклонил голову, взял в руки фужер и словно задумался. Потом сделал глоток и произнес, пристально глядя на меня поверх бокала:
— Скажу откровенно, я не хотел тебя брать тогда, на практику. Мы редко берем студентов, только с дальним прицелом, самых перспективных, чтобы оставить. Поэтому попасть к нам все равно, что счастливый билет вытянуть. У меня и выбор был еще из пяти выпускников с вашего факультета. У всех спецшколы, блестящие рекомендации, все умницы, отличники, прекрасные семьи, традиции, воспитание. У некоторых из них я родителей лично знал, звонили мне, просили к их ребенку присмотреться… И тут ты со своим детдомом и психушкой, своей детской травмой. Что там могло получиться хорошего? Ничего. Я даже подумал, что в деканате что-то напутали и твое резюме случайно попало в этот список. Знаешь, сидел их перебирал: то одно брал, то другое, а рука сама к твоему тянулась. Потом решил: что гадать, посмотрю вживую, а там видно будет. Вживую-то оно всегда вернее, чем по бумагам.
— Да, наверное, — я тоже взял в руки бокал и немного отпил. Коньяк был хороший, дорогой. Только от волнения я едва мог это оценить. — Я помню, как нахамил вам тогда.
Он засмеялся:
— Ты меня задел. Я не ждал от тебя такой удали.
Я тоже улыбнулся:
— Сам не понимаю, почему сорвался и почему вы меня сразу не выгнали.
— Да надо было, глядишь сейчас так не мучился… А не выгнал, потому что ты мне понравился, себя тогда вспомнил. Я, ведь, специально попросил оставить тебя одного в кабинете. Мне было интересно, что ты будешь делать. Да интересно… Вообще, думаю, что в тот момент, когда я тебя выбрал, мной во многом двигало любопытство. Хотелось посмотреть, что может представлять из себя такой человек как ты. Когда я вошел, ты стоял ко мне спиной и увлеченно рассматривал фотографии, коллекцию снимков. Так увлеченно, что не сразу меня заметил. Это был хороший знак. К тому же, знаешь, иногда мелочь, ерунда какая-нибудь, решает дело. Ты тогда так забавно, очень по-детски, покраснел от обиды и почему-то это меня окончательно убедило, с тобой все получится.
— Жалеете теперь, что взяли?
— Нет, не жалею. Я в тебе не ошибся. Ни разу не подвел за эти годы… А теперь ты бежать собрался. Даже не знаю, как тебя назвать-то после этого.
— Щенок, — подсказал я. — Неблагодарный щенок, наглый и самоуверенный.
