реки и вызывать бурю на море. Встретив любой предмет, я могу
определить его сущность, услышав звук, могу определить причину его
возникновения. Я могу одолеть все на свете от тончайшего волоска до
всей вселенной, я могу бесконечно превращаться, и никто не сможет
догадаться, что это я. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я
смог содрать с тигра шкуру. Вот когда мы встретимся с настоящими
трудностями, вы увидите, на что я способен.
Выслушав все это, Сюань-цзан понял, что теперь ему можно ни о
чем не беспокоиться, и, подхлестнув коня, спокойно поехал вперед.
Так, беседуя друг с другом, они не заметили, как солнце стало
склоняться к западу.
Сверкающее, яркое светило
Бросает свой косой вечерний луч,
Оно уходит далеко за море,
Где волнами омыты клубы туч,
На склонах гор еще щебечут птицы,
Но, глядя на вечернюю росу,
Пока светло – подумай о ночлеге, –
Ужели нет пристанища в лесу!
Спешат в берлоги друг за другом звери
И парами и стаями бредут,
Они проходят семьями, стадами –
Есть и у них в полночный час приют.
И вот уже, как чистый серп, сверкая,
Над миром месяц молодой плывет
И вот уже мерцающий и яркий,
Сияет в небе звездный хоровод… [135]
– Учитель, – промолвил Сунь У-кун, – поспешим, время не
раннее. Я думаю, что в лесу, который виднеется вдали, непременно
должны жить люди. Нам надо прийти туда пораньше и попроситься на
ночлег.
Сюань-цзан подхлестнул коня, и вскоре они действительно
увидели усадьбу. Подъехав к воротам, путники остановились.
Сунь У-кун положил вещи на землю и, подойдя к воротам, громко
крикнул:
– Откройте!
В тот же момент, опираясь на бамбуковую палку, из дома вышел
старик и распахнул ворота. Увидев Сунь У-куна, закутанного в шкуру
тигра и страшного, словно Бог грома, он от страха едва не упал и мог
лишь пробормотать:
